Распутье - Иван Ульянович Басаргин

– За полуночь прображничали. Ты в чём-то подозреваешь меня, товарищ Рачкин?

– Шишканов бежал.

– А-а-а-а! Прохлопали, значит, птаху? Вот с тебя и спросим. Может быть, меня в подозрение взял? Эх ты, христопродавец! Молчать, пичуга, еще слово, я тебя заместо Шишканова пущу в распыл! Пусть я голосовал против, но выпустил ты Шишканова, чтобы убрать меня, потому как много ты денег из меня вытянул за разную разность, мол, Бережнов выпустил, потому что сам большевик! Шишканов мой и твой враг. А ежели сказать тебе на ухо, то Шишканов – это единственный здесь честный человек, а вы все сволочь на сволочи и сволочью погоняете. Ты – вор, Мартюшев – убийца, Коваль – двоедушник, Хомин – бандит, теперича поразмысли, кто же правит народом? Все вы псы и бродяги. Все куплены и проданы мною. И если я скажу тебе, что вызволил Шишканова, то ты язык прикусишь и слова супротив меня не скажешь. Прочь с моих глаз! – в довершение своих слов дал пинка. Рачкин вылетел из своей клетушки.

Коваль был встревожен. Он-то знал: если выкрали Шишканова, то сто следопытов его не найдут, если того не захочет Бережнов. А он этого явно не хочет. Что же делать? Шишканов может много бед натворить… Прохлопал, надо было сразу приговор привести в исполнение.

Труси́л Игренька… Бережнов, глядя на открывающиеся с перевала дали Улахинской долины, думал: «Зря я пожалел Шишканова. При случае это мне припомнит Коваль. Ну и чёрт с ним. Шишканов погоды не сделает, а один грех будет снят с души. С Ковалем не ссориться. Коваля пригреть. Сделать вид, что ищу Шишканова. Крепить свою дружину. Коли будет у нас анархия, то власть вырвать из рук Коваля труда не много надо. Жить и бороться! Но и Шишканова не убирать. Авось и он пригодится в этой борьбе, в борьбе за власть».

Пуржили мартовские метели, падали последние снега. Посланные Бережновым Красильников и Селёдкин донесли, что обнаружили Шишканова, Арсё, Журавушку и Сонина в верховьях Соболиного ключа. Там они построили целую крепость-зимовье. Голыми руками не взять. Пока возьмёшь ту крепость, то много людей убьют. Стрелки́ всем известные.

– Вы ничего не видели. А то, что видели, даже во сне не вспоминайте. Продадите эту правду Рачкину – это будет для вас последняя продажа. Вняли? Наведёте на след, то заказывайте по себе сорокоуст. Всё. Идите! Вот вам по сотне за сказ.

Забежал в Каменку Сонин, чтобы прикупить здесь патронов для винтовок, просто поговорить с Бережновым. Разговор был краткий:

– Ответствуй, кто ты? – спросил Сонин.

– Кажись, человек. А-а-а, почему Шишканова спас, а тебя чуть не убил? Так тебе ведомо, что я зол и жесток с нашей братией, а мирским – друг и брат. Шишканов нам еще обоим сгодится. Птаха, кажись, будет большая. Смел и мудр. Прошибку сделал? Со всяким бывает, я тоже всю жизнь только и делаю ошибки, но главное впереди.

– Ежли Коваль всерьёз будет у власти, как ты на то смотришь?

– Тогда конец нашей братии. Он своей анархией всех самустит. Жить без наставника, делать, что душа восхочет… Анархия – дело хорошее, сами мы из такешних же, но ковалёвская – не подходит.

– Значит?

– Значит, Коваль нужен как попутчик, а когда дорога приведет к месту, можно и избавиться от лишней поклажи. Красильников и Селедкин нашли вашу крепость. Поостерегись. Я их пужнул, но ты сам знаешь этих иудушек.

– Мы видели их. Хотели убить, но рука не поднялась, подумали, что они шли мимо нас охотой.

– Зря не убили. Убил бы кто, то втридорога бы заплатил за их смерть. Много они бед принесут людям, дай срок. У меня на это есть провидение.

– Убей сам.

– Разве ты сам сможешь убить собаку, которая тебе много доброго сделала? Её сможет убить только сосед.

– Эх, Степан Алексеевич, зря ты мечешься, зря душу рвёшь! Шел бы ты за большевиками, верное у них дело задумано. Они возьмут верх. Пропадешь ты в бесславии.

– Шишканов тебе о том нагудел или еще с кем встречался?

– Было.

– Что говорят?

– А то, что, окромя них, никто войну не закончит. Знать, народ пойдет за теми, кто кончит с той войной.

– Двоедушники, хоть и припугнул я их, приведут к тебе нашу милицию, потому бери патроны и дуй к своим. Прощевай!

Отряд милиции подошел к зимовью скрытно. Окружил, обложил, но из зимовья ни выстрела, ни крика, лишь кудрявый дымок мирно вился из трубы. В зимовье, на чурке сидел Лагутин и сортировал добытую им пушнину. Ни Шишканова, ни его дружков здесь не было.

– Руки вверх! – рявкнул Рачкин.

– Это зачем же? – удивился Лагутин.

– Забрать оружье!

– Вы что хунхузы аль русские бандиты?

– Молчать! Ты заодно с Шишкановым и Сониным! Куда ушли эти бандиты?

– Никого я здесь не видел.

– Сговорились, староверня! Скоро мы вас всех разгоним по тайге, все потянетесь за Сониным.

– Ты не очень-то словами сори, я ить их могу передать нашим дружинникам, Бережнову. Не наклепали бы за это, – возмутился Лагутин. – Я мирно здесь охочусь, соорудил зимовье от нападков хунхузов, а вы подкрались тише хунхузов. Знай, кто идёт, то задал бы вам перцу, – хитро щуря глаза, говорил Лагутин.

Рачкин сучил тонкими ногами, но ничего сделать не мог. Лагутина арестовывать не за что. Да и зря ляпнул про староверню-то… Бережнов враз поймет, чьи это слова.

В глухих ельниках речки Четыре пади затерялось запасное зимовье Сонина. Воюя против несправедливости, он понимал, что надо строить и запасники. От Бережнова строить, а Бережнов оказался снова своим. Ну что за человек? Разберись в его душе, пойми его душу…

– Бережнов и для меня загадка. То на каторгу бросил, то спас от глупейшей смерти. Чего он хочет? Коваль, этот ясен, как погожий день: сегодня – анархист, завтра может стать эсером, послезавтра – большевиком, где выгодно, туда он и пойдёт. А вот Бережнов?

– Бережнова я тоже боюсь, его непонятности боюсь. Коваль, и верно, ясен: авантюрист, прощелыга. Одно знаю: Бережнов хочет быть властелином в тайге, и дай ему силу – он им будет. Но ее у него нет. Ему убрать всю эту шушеру – одного плевка хватит. Но он через них-то и хотел бы сотворить свое царство. Почему он не голосовал за твой расстрел? А потому, что с ним вся беднота нашей долины и дальше. Проголосуй, то отринули бы они его, хотя каждый был пригрет Бережновым. Потому упреждаю тебя: что бы ни случилось, живи в мире с