Крылья Киприды - Сергей Крупняков

— Тихо. — Он приложил палец к губам. Скилур все понял. Беглецы беззвучно привстали, но тут какой-то шум за дверью заставил их мгновенно лечь. Дверь тихонько отворилась.

— Спят, голуби! — это был голос Нура.

— Надо бы оружие у них забрать, — ответил другой голос.

— Это невозможно. Видишь, мечи они так и не сняли, а луки и стрелы под овчиной в головах. Ладно, пусть себе спят. Утром все будет ясно.

— Будь моя воля, этого скифского ублюдка я бы хоть сейчас…

— Не торопись! — хозяева тихо вышли. Дверь осталась чуть приоткрыта.

Путники довольно долго лежали молча. В доме все стихло. И только дружный храп все громче доносился из соседней комнаты.

— Пора, — прошептал наконец Диаф.

Они беззвучно встали. Искать свою одежду было некогда. Да и та, что дали им женщины, была вполне сносной. Сириск снял меч и передал его Скилуру. Мальчик удивленно посмотрел на грека и тут же с радостью прикрепил меч себе на пояс. Беглецы извлекли луки и гориты со стрелами из-под овчины и тихо подошли к двери. Храп все также дружно доносился из соседней комнаты. Сириск тронул было дверь, но она так пискнула ржавыми петлями, что нечего было думать открыть ее без шума. Диаф мгновенно все понял. Он тут же взял ночной светильник и накапал оливковое масло на лезвие меча. Острием он прикоснулся к петлям. Разогретое масло тут же растеклось по металлу. Одно-два осторожных движения, и дверь бесшумно отворилась. Тенями прошли беглецы мимо спящих.

Кони мирно стояли у коновязей, отдохнувшие и сытые.

— Может быть, возьмем их коней? — предложил Скилур и наткнулся на ответный, суровый взгляд.

— А как же насчет города-порта? — с едва заметной иронией сказал Сириск. — Свой будешь строить или Херсонес будешь воевать? А, царь Скилур?

Краска стыда бросилась в лицо мальчику. Явно смущенный, он вскочил на вороного, и вскоре все тихонько, подбадривая лошадей пятками, выехали из усадьбы. И тут они увидели человека. Это был явно раб. Видимо, он охранял отару, что была загнана в небольшую пещеру под скалой.

Они молча проехали мимо. Раб, ничего не поняв, проводил их долгим взглядом. Собаки же, приняв их за своих, не лаяли. Когда усадьба скрылась за лесом, беглецы пустили коней в галоп и вскоре растворились в предутреннем тумане. Ветра уже не было. Только сырость и холод напоминали о вчерашней непогоде. Долго скакали путники по оврагам, огибая перелески, пересекая пологие ковыльные холмы. Когда уже совсем рассвело и потеплело, усталость навалилась на всех. Но они ехали, опасаясь погони. Диаф ехал впереди, Скилур — за ним. И замыкал, как всегда, Сириск. В полдень мальчик слегка придержал лошадь и поравнялся с греком.

— Я вижу, ты что-то хочешь сказать, Скилур?

— Да, — мальчик слегка был смущен. — Я хотел сказать, я теперь не считаю, что все греки… что их всех надо убивать… я…

— Хорошо, Скилур… — Сириск видел, как нелегко было мальчику говорить. — Я ведь это без слов понял, еще там, у коновязи. И ты знаешь, у нас, у греков, совестливость и скромность — это высшая добродетель для юношей. Я рад за тебя, Скилур!

Потом они долго ехали молча. И наконец Скилур сказал:

— Ты доверил мне меч, но я хочу вернуть его.

— Я по-прежнему верю тебе, Скилур.

— Нет, я не об этом. Если случится какая-нибудь беда по пути, он для меня тяжеловат. А вот лук со стрелами — в самый раз. И стреляю я неплохо.

— Что ж, — Сириск снял горит и передал его Скилуру. Юноша вернул греку меч.

А день разгорался все ярче. Он был ясным, и солнце пригревало все сильнее.

— Отдохнуть бы, — предложил Скилур. — Надо выспаться.

— Пора, — согласился Сириск.

Они спешились. Буйная трава, прогретая солнцем, приняла их в свои объятия. И лишь Диаф бормотал что-то об опасности, о возможной погоне. Но сладкий божок Гипнос, этот коварный шутник, свали их в буйные травы, и беглецы заснули, убаюканные легким ветерком и ароматом буйных трав.

…Еще сквозь сон Сириск понял: случилась беда. Диаф тряс его за плечо. А страшный сон никак не исчезал. Ему чудилось, что Сострат, принявший облик змеи, все жалил и жалил его, а он отбивался руками. И тут наконец Сириск проснулся.

— Скилур исчез! — эти слова Диафа вмиг отбросили сон.

— И я, старый болван, хорош. Ведь говорил же, говорил же, говорил!..

— Ты думаешь, сам ушел? — Сириск посмотрел на место, где спал мальчик.

— Нет… Украден… Вот, смотри, хозяин.

Они спустились в низинку. И там, на свежем песке, что намыл дождь, увидели ясно отпечатавшиеся следы лошадей. Судя по ним, тут что-то произошло, ибо спокойные кони не перетоптали бы все вокруг.

— Нур! — покачав головой, сказал Диаф.

— Нур, — согласился Сириск. — О, боги! Да они же убьют его!

Молнией Сириск вскочил на коня и, уверенный, что Диаф не отстанет, ринулся вниз по оврагу, туда, куда вели следы лошадей. Вороного, что облюбовал себе Скилур, тоже не было.

Оба неслись во весь опор, не жалея лошадей, хотя понимали, как это опасно. Следы были видны хорошо, ибо Нур и туда и обратно шел одной дорогой. Сумерки незаметно сгущались. И следы все хуже и хуже просматривались на пути.

— Можем сбиться, хозяин… — Диаф не договорил. Вдали, среди соснового леса, мелькнул огонек.

— Они! — Сириск привычно поднял левую руку, чтобы выхватить лук и стрелу, но… Он вспомнил, что горит остался у Скилура. Он так и лег с ним спать.

— Возьми мой, господин, — Диаф протянул Сириску лук.

— Нет, Диаф, — Сириск медленно вытащил из ножен меч. — Это твое оружие.

Они подъехали ближе и спешились. Сириск рванулся было вперед, но через мгновение скиф остановил его.

— Стой, хозяин!

— Что?

— У меня уже так было, хозяин. Разве ты не знаешь ночной прием «бабочка»? Они ждут нас отсюда.

— А если опоздаем? Вспомни Нура, вспомни старшего брата.

— Если они увидят нас первыми, мы погибли.

Слова Диафа были настолько справедливы, что Сириск согласился. Они вернулись к лошадям и вскоре уже неслись по окружной дороге вокруг пылающего среди сосен костра. Они продирались сквозь заросли, карабкались по склону, вихрем спускались в овраги. По расчетам, они должны были вот-вот выйти к костру с южной стороны. Из-за косогора, они еще не видели огня, но крик мальчика и хохот озверевших греков указывали им направление. Оба мигом слетели с коней и тенями, от дерева к дереву, кинулись к костру.

От того, что они увидели, бросило в жар даже видавшего виды Диафа. Мальчик, привязанный за одну ногу, раскачивался на длинной веревке, перекинутой через толстую ветку дерева. Под ним пылал костер. Нур стоял сбоку и подталкивал Скилура, когда колебания затухали, и мальчик начинал кричать от страшной боли, причиненной огнем. А трое сыновей Нура стреляли по мальчику из луков. Одна стрела уже пронзила ему ногу. Колебания веревки вновь замедлились, и Скилур закричал от нестерпимой боли.