Ассасины - Томас Гиффорд

Не успел я закончить, как она закивала темноволосой головкой.

— Да, да, я понимаю. Я бы с радостью поведала вам все, что было у нее на уме, но, увы, знать этого не может никто, вы согласны? Но я восхищалась вашей сестрой, той огромной работой, которую она проводила. Я очень ей симпатизировала. И когда мы встретились, ваша дорогая сестра была целиком поглощена ею. И показалась мне взвинченной и усталой... и еще она словно все время оглядывалась через плечо. Вела себя настороженно, так, кажется, говорят? Ну, вы меня понимаете.

— Хотите сказать, она чего-то боялась?

— Qui, и это был весьма специфический страх. Боялась чего-то или кого-то... Но поймите, это всего лишь мои наблюдения. Ваша сестра ни словом не обмолвилась об этом страхе. А я заметила, что она все время оборачивается. Точно хочет проверить, не следит ли за ней кто. И мне было страшно любопытно, понимаете?

— А чего она от вас хотела? Только места, где можно остановиться?

— О, нет, не только. Она приехала сюда искать человека по имени Клаус Рихтер. А вот зачем он ей, мне не сказала, только упомянула, что проводит какие-то исследования. Для своей книги. Найти герра Рихтера не составляло проблем. Я знаю его лично. Это очень добрый немецкий католик, никогда не пропускает службы. — При воспоминании о немце на губах сестры Лорейн возникла немного насмешливая улыбка. — Владеет какой-то экспортно-импортной фирмой, в западной части гавани у него огромный склад. Эта гавань совсем не похожа на вашу, ту, где находится отель «Сесиль». Он очень известный бизнесмен, и репутация у него хорошая, так я слышала. Большой любитель гольфа, и в газетах часто печатают его снимки. И во всем, разумеется, типичный немец. И еще он ветеран того самого знаменитого Африканского корпуса, воевал в Египте, а потом переехал сюда жить. Члены этой старой гвардии посещают кладбища в пустыне, дабы возложить венки на могилы своих павших в боях товарищей и их храбрых врагов. Герра Рихтера очень уважают египетские власти, всегда все уважали, начиная с Насера. Мне кажется, Рихтер даже помогал ему в давние времена с оружием.

— И Вэл приехала в Египет повидаться с ним?

— Похоже на то. — Сестра Лорейн взглянула на часы. — У меня назначена еще одна встреча, мистер Дрискил. Но если у вас остались вопросы... — Она кокетливо, как истинная француженка, повела плечами. — Словом, не стесняйтесь, всегда звоните и приходите.

Она дала мне адрес офиса Рихтера. Выйдя из ее кабинета, я вдруг сразу по ней заскучал. Непременно приду еще раз и задам пару вопросов.

* * *

Огромное грязно-серое здание склада «Глобал Эджипт Экспорт Импорт» располагалось среди себе подобных по предназначению и походило на корабль. Гавань имела чисто коммерческое предназначение. У пирса толпились грузовые суда, повсюду, насколько хватало глаз, вздымались проржавевшие подъемные краны. Шла загрузка, выгрузка, грохотали, скрипели и жужжали какие-то механизмы, шел пар и дым, тошнотворно попахивало смазочными маслами и бензином, отовсюду доносились крики на арабском, слова на немецком, французском и английском, кричали все и во все горло. Стоило закрыть глаза, и можно было представить, что находишься в любом торговом доке мира. Но вот, перекрывая весь этот гам и шум, раздался уже совершенно дикий крик на арабском, и все стало на свои места.

Клаусу Рихтеру было под шестьдесят, если не больше, но сложен он был, как «Мерседес». Такой же надежный и мощный. Густые коротко подстриженные ежиком седые волосы, наверное, точно такую же прическу носил он в годы службы в Африканском корпусе. Загар темный, а брови выгорели на солнце до желтоватого цвета. На крепком запястье золотые швейцарские часы, которые показывали все, кроме разве что счета в последнем матче чемпионата по бейсболу. На ногах высокие кожаные ботинки на шнуровке фирмы «Кларкс». И еще на нем была старенькая, но безупречно чистая и отглаженная куртка цвета хаки, а под ней — светло-голубая рубашка с расстегнутым воротом, в вырезе которой, над верхней пуговкой, виднелись вьющиеся седые короткие волоски. На брюках цвета хаки идеальная стрелка. Когда мы с секретаршей зашли в кабинет, он, размахивая коротенькой клюшкой для гольфа, целился в невидимый мячик на травянисто-зеленом ковре. Мы с секретаршей так и остолбенели, он убрал клюшку в узкий металлический футляр. При этом раздался столь характерный и знакомый мне звук: пинг.

— Клюшка Джулиуса Боро, — сказал я.

Он поднял глаза и широко улыбнулся.

— Джули подарил мне эту клюшку лет двадцать тому назад. Я как-то привел его на аукцион каких-то рыцарских доспехов, он сделал выгодную покупку и подарил мне одну из своих клюшек. Лучше у меня не бывало. — Он все еще улыбался, но глаза смотрели вопросительно. — У вас ко мне дело, мой друг? Или будем говорить о гольфе?

Немецкий акцент очень сильный, но я был уверен, он владеет еще несколькими языками. Я представился, сказал, что по личному делу, и он кивком приказал секретарше оставить нас.

Потом пересек комнату и уложил футляр с клюшкой в сумку для гольфа.

— Играл в гольф буквально везде, где только можно. Хорошие связи в Шотландии. А где живу? В самом жутком в мире захолустье! — Очевидно, то было расхожей шуткой, и он сдержанно улыбнулся. Потом выглянул из окна на корабли, краны, подъемники, суетящихся внизу работяг и снова обернулся ко мне. — Чем могу служить, мистер Дрискил?

— Насколько я понял, моя сестра навещала вас недавно. Монахиня, сестра Валентина...

— О мой Бог! Так она ваша сестра! О мой дорогой друг, я читал о ее смерти...

— Убийстве, — поправил я его.

— Да, да, конечно. Какая ужасная трагедия, просто слов не хватает! Да, она была здесь у меня, вот в этом самом кабинете. Всего за неделю или около до того, и потом о ее гибели объявили все газеты и по телевизору тоже. Замечательная женщина. Вы должны гордиться ею. — Он уселся за стол, заставленный моделями кораблей, заваленный счетами, каталогами, какими-то разноцветными брошюрами и проспектами по гольфу. Стены кабинета украшали сотни фотографий, зафиксировавших все памятные моменты его жизни. Я быстро выделил среди них несколько больших снимков совсем еще юного Клауса Рихтера. На одном он стоял рядом с танком в пустыне, залитой ослепительным солнцем, на другом — на фоне пирамиды, на третьем гордо поднимал в руке серебряный поднос, приз гольф-клуба. А на столе в золотой рамке красовался снимок двух мальчиков, очевидно, его сыновей.

— Сочувствую вам всем сердцем, мистер Дрискил. Искренне. Но пески времени, увы, нельзя повернуть вспять, я прав? — Словно иллюстрируя эти свои слова, он взял со стола песочные часы, приподнял примерно на фут, перевернул и наблюдал за тем, как песок тончайшей струйкой перетекает вниз. — Я повидал немало смертей. Здесь, в Западной пустыне. Погибали люди в самом расцвете лет, совсем еще юные. С обеих сторон. Мы гибнем так рано ради лучших времен, кажется, так? Песок в этих часах, он как раз из Западной пустыни, мистер Дрискил. Он всегда со мной, дабы я не забывал павших. — Он поднял на меня глаза. — Да, я встречался с вашей сестрой.