Улыбка Лизы. Книга 1 - Татьяна Никитина

– О! Мама миа! Синьора?!

А она прячется за солнцезащитными очками – верное спасение от любопытных взглядов. Она спешит к месту встречи. В стёклах витрин, вымытых до зеркального блеска, отражается молодая женщина. Боковым зрением Лиза пристрастно разглядывает её: фигура не отягощена лишними килограммами, золотистые волосы струятся по плечам – разумеется, подкрашенные – раз появившаяся седина, пусть и в тридцать, уже не исчезает. В уличном ресторанчике перед Баптистерием, где уговорились встретиться, выбирает столик в глубине, в дальнем углу – для лучшего обзора. Заказывает двойной эспрессо и фисташковое желато.

Про международный конгресс геронтологов в Болонье, в середине апреля, Лиза узнала ещё полгода назад. Среди заявленных на участие докладов не без удивления обнаружила тезисы Михаила Богуславского и решила встретиться. Именно здесь, во Флоренции, он должен с ним познакомиться. Может, тогда наконец он поверит ей? У мальчика сейчас напряжённое время, но он клятвенно обещал вчера по телефону освободиться к двенадцати. Работа комиссии по поиску фрески «Битва при Ангиари» в самом разгаре. Полгода назад им удалось выбить у министра разрешение на семь микроскопических отверстий (и только в местах трещин) во фреске Вазари, чтобы лазерным сканером обнаружить за ней утерянный шедевр Леонардо, но недавно выяснилось: работу нельзя начинать по ряду роковых случайностей, как репей, цепляющихся друг за друга. «Бюрократия всё так же сильна, как и пятьсот лет назад», – думает Лиза.

– Разрешите присесть? – спрашивает высокий мужчина, почти старик, с гладким черепом, усеянным возрастными пигментными пятнышками.

И только глаза под дряблой кожей век – бесконечно добрые, знакомые глаза… Господи! Миша! Она приподнимается – обнять его, но он церемонно целует руку и вручает ей три пунцовые розы.

– А ты совсем не изменилась. Изумительно выглядишь, как и двенадцать лет назад. Ты ещё не заказала? – спрашивает, присаживаясь за столик и отыскивая взглядом официанта.

Вертлявый парнишка в длинном фартуке от бёдер поверх джинсов и белой футболки устремляется к ним. Лиза качает головой.

– Пожалуй, позавтракаю. С тобой, – улыбаясь, добавляет она. Щемящая нежность (или жалость?) к нему прежнему охватывает её.

Официант подаёт карты меню, облачённые в коричневую кожу. Миша утыкается в свою, а Лиза откладывает в сторону – здесь она всегда заказывает салат из свежайших морепродуктов и сухое белое Пино Гриджио.

Минута неловкого молчания после долгой разлуки, когда даже близкие люди не знают с чего начать разговор.

– Как твой доклад? – спрашивает она.

Он пожимает плечами.

– Преждевременное старение голых землекопов, вследствие увеличения энтропии под воздействием вогнутых зеркал, на мой взгляд, никого не впечатлило, – улыбается он и засыпает вопросами: – Как ты? Рассказывай. Чем занимаешься? А здесь вместе с Полом?

– Одна. Пол сейчас в Лондоне. Занят организацией выставки изобретений Леонардо.

– Работаешь?

– Преподаю в медицинской школе. В Стоуни-Брук.

Пока он заказывает форель на гриле и выбирает вино, она вглядывается в его лицо. Первое шокирующее впечатление исчезло – перед ней прежний Миша. Искренний. Верный. Настоящий. И за что только он её любил?

– Лиза, я виноват и должен извиниться, но я тогда… – говорит он, – я в тот момент не мог смотреть на его лицо, то есть на того мальчика, а куртка… она была такая же. Точь-в-точь, как у Паши…

– Перестань. Я всё знаю, – отзывается она, прижимая ладонью его непрерывно барабанящие по столу пальцы.

Историю с могилой неизвестного мальчика она восприняла спокойно – никогда не верила, что Пашка… Что его больше нет. Пол сразу, ещё тогда, в России, пока оформляли усыновление Леонардо, настоял на генетической экспертизе по патологоанатомическим препаратам. Его подозрения подтвердились – Миша ошибся, похоронил другого подростка. Чужого сына. Всё в прошлом и забыто.

– Хочу познакомить тебя кое с кем, – сообщает Лиза, – его зовут Леонардо. Он юрист, работает здесь, во Флоренции. В комиссии по поиску фрески «Битва при Ангиари». Слышал, наверное? Понимаешь, – она замолкает, тщательно подбирая слова, – он оттуда, из Винчи пятнадцатого века. А вот и он. Сейчас сам тебе всё расскажет. Ты поймёшь, что ошибался, – добавляет она, поймав себя на мысли, что чересчур волнуется, как и тогда в больнице, но для неё очень важно, чтобы Миша поверил тоже. Привстав из-за столика, машет рукой невысокому худощавому парню с копной чёрных кудрей и крупными агатовыми глазами под тяжёлыми веками. А он широко, радостно улыбается ей, торопясь со стороны восточных ворот Санта-Мария дель Фьоре – золотых ворот Гиберти.

– А сейчас вы сами убедитесь, насколько Леонардо предвосхитил своё время, – интригующе улыбаясь, обещает экскурсовод.

Окинув взглядом поверх очков разновозрастную группу туристов, она привычным жестом возвращает в исходное положение металлическую дужку, съехавшую с переносицы на кончик носа, и, указуя лазурно-отманикюренным ногтем направление маршрута, переходит к следующему экспонату. Экскурсанты цыплячьим выводком спешат следом. Я отстаю, замешкавшись возле велосипеда.

Колёса, рама, руль и педали, будто сейчас из магазина, только деревянные. «Машина для бега» барона фон Дреза, запатентованная двести лет спустя, отличается от нынешнего, как соха от трактора – примитивная дрезина без седла и педалей. А «пенни – фартинг» с его гигантским передним колесом и крошечным третьим – для устойчивости – выглядит цирковым уродцем. В девятнадцатом веке оставили два колеса и обули их в каучуковые покрышки. Леонардо – единственный, кто ещё пять веков назад догадался, как будет выглядеть современный велосипед? Догоняю группу и прислушиваюсь к экскурсоводу:

– На выставке представлена лишь половина из восстановленных по его чертежам механизмов. Если хотя бы часть из них воплотили в то время, техническая революция произошла бы куда раньше, а цивилизация поменяла бы скорость своего развития. Справедливости ради отметим – многие изобретения невозможно было реализовать при помощи инструментов той эпохи. Все выставочные макеты изготовлены из материалов, доступных в пятнадцатом и шестнадцатом веках – дерево, верёвки, холст, железо. Да Винчи изобрёл также стереоскоп и скафандр. Он автор идеи создания колёсного судна, ласт и спасательного круга. Фантазия Леонардо была безгранична, ему принадлежит проект… – экскурсовод профессионально выдерживает паузу и выразительно завершает, – первой подводной лодки! Более поздние проекты, – продолжает она, – посвящены разработке оборонительных и наступательных стратегий: бомбомёты, орудийные станки, штурмовые лестницы, мосты. Да Винчи оставил после себя чертежи многоствольного пулемёта, пушки, катапульты. Леонардо положил основу учению о волнах и рычаге. Он настолько обогнал технологии своего века, что если бы…

Переходим в соседний зал. Справа у стены – макет парашюта, слева – дельтаплана. Полотняная спираль, обвивающая деревянный шест – наивная имитации винта для вертолёта, но, как говорится, из того, что было…