Соль и пламя. Вестница - Татьяна Зингер
Шрифт:
Интервал:
«Ах да, бывший декан», – иногда добавляли эти мерзкие женщины и мужчины, натягивая на лица слащавые улыбочки.
Нынче они молчали, потому что меня сопровождала лично графиня Анита Берк. Женщина была разговорчива и улыбчива со всеми, потому пятиминутный путь до ателье растянулся на час. От сочувствующих взглядов присутствие графини, впрочем, не уберегло. На меня все равно косились как на облезлую зверушку, которую любимый мамочкин сын притащил в дом.
Вообще-то любой портной счел бы за честь шить подвенечное платье для невесты Берка и примчался бы в имение по первому зову. Любой, но не самый лучший, как говаривала матушка Иттана.
– Мне и так пришлось кланяться ему в ноги, только бы напроситься на эту неделю! – хвасталась она, а я не понимала: куда так торопиться?
В ателье, забитом тканями и готовыми одежками, нас встретила помощница портного, предложила напитков и сладостей, а получив отказ, начала снимать мерки.
– Какая тощая! – неприкрыто ужасалась эта пухлощекая женщина, поднимая мои руки, ощупывая ребра и обхватывая мерной рулеткой грудь. Я испытание выдерживала героически, а главное – молча.
Графиня же поддакивала:
– И не говорите! Я ее и так кормлю, и этак, и десерт со взбитыми сливочками подношу, и маслице в кашку добавляю. Не толстеет.
– А может, глисты?
«А может, хватит?» – подумала я, но лишь улыбнулась в ответ на озадаченный взгляд помощницы.
Надо мной измывались недолго. Пообещали удивить, поразить и обескуражить.
Честно говоря, даже мне, совершенно неграмотной девице, казалось, что это три значения одного и того же слова.
После помощница предложила графине снять с нее мерки.
– Таким случаем грех не воспользоваться! – подумав, ответила Анита Берк. – Когда еще сам маэстро пошьет мне платье? Деточка, подождешь?
Меня совершенно не грела мысль задержаться в ателье и слушать болтовню ни о чем. Потому изобразила мордашку потоскливее и изрекла, хватаясь за живот:
– Мне с утра совсем нездоровится. Можно, я пойду?
– Ну точно, глисты, – с пониманием дела заключила помощница.
Графиня закивала. Напоследок чмокнула меня в щечку (помощница этот жест отметила и удивленно качнула головой, мол, и не брезгует же целоваться) и вернулась к обсуждению фасона и цвета.
Без сопровождения на улице дышалось гораздо легче, и я никуда не спешила. Брела по булыжным мостовым и любовалась сапожками с блестящими пряжками, которые на ногах смотрелись ну очень хорошо. Гораздо лучше потрепанных и развалившихся прежних ботинок.
Да уж, хорошо быть богатым. Захотел вон ту слойку с повидлом – покупаешь, не считая монет. Понравились бусы из цветного стекла (сестрица Аниты Берк о таких отзывалась пренебрежительно: «дешевая безвкусица», а мне нравилось) – берешь без раздумий. Протягивает тебе малец замызганную ладошку – и ты подаешь ему серебрушку, потому что помнишь, каково голодать неделями и с обидой смотреть на таких вот сытых и довольных взрослых.
Малец серебрушку взял, но не сбежал, а дернул за рукав. Требовательно так дернул.
– Чего тебе? – спросила я.
Парнишка вытянул руку. В кулаке он сжимал клочок бумаги. Я взяла клочок, пригляделась к размытому почерку и кляксам от чернил. Некто писал с ошибками, очень коряво и неумело.
Молышка, тыж недумаеш что я так за просто тебя отдам? Ты пренадлежиш мне.
И я сразу поняла, от кого послание.
– Спасибо, – немеющими губами сказала мальцу.
Тот хихикнул и убежал.
Ладно, бояться нечего. Иттан придумает, как поступить. Он всегда все знает. Он умный и сильный.
Тогда почему руки трясутся, в глазах темнеет, а кожа вспоминает грубые поглаживания Кейбла?
Как же все-таки страшно…
Иттан и Тая
Гул шагов звонче обычного, хруст камней под подошвами взрывается о своды подземелий. Затопленный город будто вымер. Здешние жители недаром зовутся крысами – как звери, они чуют опасность и прячутся в норах.
Иттан насвистывает под нос детскую песенку. Ему отчего-то радостно, словно услыхал хорошую весть. Пальцы раз за разом разглаживают мятый клочок бумаги. А в воздухе повисла человеческая боль. Ее так много, что давит на грудную клетку. Иттан вдыхает невероятный запах, смакует его ноты и послевкусия. Боль – сложна и многогранна.
Прежний Иттан не понимал ее прелести. Он был глуп до тошноты. Держался за свои слабости и нелепые принципы.
Ему повезло оказаться в той завесе и познакомиться с Тьмой.
Жилище Кейбла огромно. У входа караулит здоровяк с бычьим взглядом и такой же бычьей шеей. Иттан приветливо здоровается с ним. Улыбается уголками губ, и необъяснимый страх колом забивается в глотку здоровяка. Он сжимает горло лапищами, невнятно булькает, а Иттан спокойно проходит мимо.
– Кейбл! – зовет насмешливо, встав в центре помещения с длинным обеденным столом и лавками. – Ну где же ты?!
Первыми выходят его люди, обступая гостя плотным кольцом. Где-то за их широкими спинами прячется рыжеволосая крыса, возомнившая себя не только мужчиной, но и чьим-то хозяином.
– Неужели боишься? – Иттан облизывает пересохшие от предвкушения губы.
Магия рвется наружу, но он сдерживает ее, и энергетические потоки перетекают от кончиков пальцев к затылку, щекочут позвоночник. Будоражат. Предчувствуют.
Тьма предвкушает и направляет.
– Тебя? – Кейбл ржет и продвигается вперед, локтями распихивая своих приспешников. – Однажды я тебя уже убил. На этот раз буду умнее и лично прослежу, чтобы твое тело изглодали подводники.
Иттан широко разводит руками. «Возьми, – кричат его глаза. – Ну же, убей, раз можешь. Покажи себя!»
Кейбл разминает пальцы, как перед хорошей дракой. Изгибает шею вправо и влево. Иттан не двигается, но улыбается Кейблу точно старому знакомому.
Их разделяют три шага.
– Как ты выжил? – спрашивает рыжеволосый. – Когда тебя сбрасывали вниз, ты уже не дышал. То месиво из костей просто не могло исцелиться.
– Может, я и сейчас не дышу. – Иттан с наслаждением втягивает носом воздух. – Хочешь убедиться, крысеныш?
Кейбл рычит, но не бросается. Выжидает.
– Скажи, как ты выжил, и я отпущу тебя к мамочке и папочке! – хохочет он. – Только Таю придется отдать, негоже лапать чужих девочек.
Последние три шага преодолевает Иттан. Кейбл замахивается. С виду он безоружен, если бы не стилет, спрятанный в рукаве. Тот неразличим, только поблескивает острие.
Промахивается. А Иттан, не стирая с губ мечтательной ухмылки, порывом ветра выбивает оружие из пальцев. Стилет отскакивает далеко вправо.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!