Третий шимпанзе - Джаред М. Даймонд

К этому моменту вы, возможно, уже возмущаетесь тем, что я чрезмерно увлекся, приписывая искусству полезность. Что же можно сказать обо всех тех, кто просто получает удовольствие от искусства, не используя его для обретения статуса или половых связей? И что Сказать о тех творческих людях, которые хранят безбрачие? Неужели нет более простых способов соблазнить полового партнера, не требующих брать уроки фортепиано в течение десяти лет? Не является ли личное удовольствие основной причиной (или одной из основных причин) художественного творчества человека, точно также, как и в случае Сири и Конго?

Конечно, да. Такое расширение поведенческих паттернов далеко за пределы исходного предназначения характерно для тех видов животных, которые, благодаря эффективности способа добывания пищи, имеют много свободного времени и которым стало подконтрольно решение задач выживания. У шалашников и райских птиц намного больше свободного времени, поскольку крупные размеры позволяют им питаться дикими плодами с деревьев, от которых они отгоняют более мелких птиц. У нас много свободного времени потому, что мы используем орудия труда для добывания пищи. Животные, располагающие свободным временем, могут направить его на создание более роскошных сигналов, с помощью которых они стремятся превзойти друг друга. Позднее эти типы поведения могут служить и другим целям, например, представлять информацию (для чего, как предполагается, создавались охотничьи рисунки в пещерах кроманьонцев), помогать в борьбе со скукой (которая является серьезной проблемой для живущих в неволе приматов и слонов), перенаправлять невротическую энергию (эта проблема стоит и перед человеком) и просто приносить удовольствие. Утверждая, что искусство полезно, мы не отрицаем, что оно также приносит удовольствие. Если бы в нас не была заложена способность наслаждаться искусством, оно не смогло бы выполнять большую часть своих функций.

Возможно, теперь мы сможем ответить на вопрос о том, почему искусство, в том виде, в каком оно нам знакомо, характерно именно для нас и ни для каких других животных. Раз шимпанзе занимаются живописью в неволе, почему они не делают этого в дикой природе? Ответ на этот вопрос, как мне представляется, состоит в том, что день у диких шимпанзе все же наполнен проблемами, связанными с поиском пищи, выживанием и обороной от конкурирующих групп. Будь у диких шимпанзе больше свободного времени, а также имейся возможность производить краски, они занялись бы живописью. Подтверждает мою теорию то, что это и случилось в действительности: генетически мы — на девяносто восемь процентов шимпанзе.

Таким образом, человеческое искусство намного превзошло свои исходные функции. Но не станем забывать, что самые выдающиеся произведения искусства все же могут служить указанным примитивным функциям. В качестве подтверждения позвольте привести отрывки из письма, которое отправила англичанка по имени Ребекка Шретер знаменитому музыканту и ее любовнику:

Мой дорогой, не могу сомкнуть глаз и уснуть, пока не принесу десять тысяч благодарностей за ту невыразимую радость, которую получаю от твоих всегда очаровательных сочинений и твоего несравненно обворожительного исполнения. Не сомневайся, милый мой, никто не испытывает столь огромного благоговения перед твоими блистательными талантами, как я. Дорогой и возлюбленный, никакой язык не сможет выразить благодарность за то бесконечное наслаждение, которое принесла мне твоя музыка. Позволь мне также уверить тебя от всего сердца, что я всегда буду считать величайшим благом своей жизни счастье быть знакомой с тобой. Я буду рада видеть тебя на обеде, а если сможешь прийти в 3 часа, мне было бы особенно приятно, поскольку я особенно рада видеть тебя, мой дорогой, до прибытия остальных наших друзей.

Искренне, с огромной привязанностью и любовью, твоя

Ребекка Шретер

Это полное обожания письмо адресовано композитору Францу-Йозефу Гайдну, у которого одновременно с этой безумно обожавшей его любовницей была другая, в Италии, и жена в Австрии. Гайдн умел применять великое искусство в «исконных» целях.

Земледелие принято считать исключительной особенностью человека, а его возникновение — наиболее значимым материальным вкладом в достижение нашего превосходства над обезьянами с точки зрения образа жизни. В действительности, недавние археологические исследования ясно показали, что земледелие принесло современной цивилизации не только блага, но и серьезные проблемы.

Наука радикально меняет наши прежде высокомерные представления о самих себе. Астрономия открыла, что Земля не центр вселенной, а лишь одна из девяти планет, движущихся вокруг одной из мириадов звезд. Из биологии мы узнали, что люди не созданы Богом, но эволюционировали вместе с десятками миллионов других видов. А теперь археология разрушает еще одно священное убеждение: что история человечества за последний миллион лет представляет собой долгую повесть о прогрессе.

В частности, недавние открытия приводят к мысли, что начало земледелия (а также животноводства), которое принято считать нашим наиболее решительным шагом к лучшей жизни, в действительности было рубежом, после которого ожидали не только выгоды, но и многие беды. Вместе с сельским хозяйством мы обрели не только значительно возросшую возможность получать и хранить пищу, но и огромное социальное и половое неравенство, болезни и деспотизм, омрачающие жизнь человека и в современном мире. Таким образом, среди значимых культурных признаков человека, о которых шла речь в третьей части этой книги, сельское хозяйство, несущее как блага, так и беды, занимает промежуточное положение между нашими благородными чертами, описанными в восьмой и девятой главах (искусство и язык), и нашими безобразными пороками, о которых речь пойдет в последующих главах (наркомания, геноцид и разрушение окружающей среды).

На первый взгляд многим американцам и европейцам XX века может показаться, что свидетельства в пользу прогресса и против ревизионистской интерпретации истории неопровержимы. Мы живем почти во всех отношениях лучше, чем люди средневековья, а им, в свою очередь, жилось легче, чем пещерным людям ледникового периода, жизнь которых была все же лучше, чем у обезьян. Если вы настроены пренебрежительно отбросить иные воззрения, то перечислите наши преимущества. У нас самая изобильная и разнообразная пища, лучшие инструменты и материальные блага, у нас наибольшая продолжительность жизни и самая здоровая жизнь за всю человеческую историю. Большинству из нас не грозят ни голод, ни нападение хищников. Большую часть энергии обеспечивают нефть и механизмы, а вовсе не физические усилия. Неужели среди нас найдется такой неолуддит, который готов променять сегодняшнюю жизнь на жизнь средневекового крестьянина, пещерного человека или обезьяны?

В течение большей части нашей истории все люди были вынуждены вести первобытный образ жизни, называемый «охотой и собирательством»: охотились на диких животных и собирали дикую растительную пищу. Жизнь этих охотников и собирателей часто описывалась антропологами как «тяжелая, грубая и короткая». Поскольку никакой пищи не выращивалось, а запасы делались небольшие, у человека не было (по мнению тех, кто придерживается этих взглядов) передышки в трудах, отнимавших много времени: каждый день приходилось снова и снова искать пропитание в дикой природе, чтобы не погибнуть от голода. Спасение от бед пришло к нам только по окончании последнего ледникового периода, когда люди в разных уголках Земли, независимо друг от друга, начали одомашнивать растения и животных (см. главу 14). Сельскохозяйственная революция распространялась все шире и в наши дни стала почти повсеместной, так что ныне сохранились лишь немногие племена охотников и собирателей.