На стрелку с ангелами - Дарья Калинина

– Ее убийство – дело рук Вадима, – пробормотала, наконец, Леся. – При чем тут мы?

– Елизавета Федоровна вне себя от горя. Она потеряла единственного близкого ей человека. Надо это учитывать.

Да, для старухи было тяжело понять, что она потеряла свою обожаемую племянницу исключительно из-за глупой ошибки, чужого розыгрыша. И примет ли она это когда-либо, сможет ли хотя бы в будущем простить подруг, тоже большой вопрос.

– Наверное, когда-нибудь она все поймет. Она ведь неглупая женщина.

– Но пока что на похороны Василисы, я думаю, нам лучше не идти.

Кира кивнула головой:

– Тем более что завтра мы должны пойти на кладбище к тете Лали.

Да, увы, в почтовом ящике было и другое сообщение. На сей раз от Тильды. Она извещала подруг о том, что похороны ее мамы состоятся завтра, называла место и время общего сбора.

– Думаю, что лучше будет не говорить Тильде о прошлом ее матери, как ты думаешь?

– Конечно! Коммерция – любовница уголовника Толика должна остаться в прошлом.

Родители Тильды и Родиона тщательно скрывали правду от своих детей. Так пусть же тетя Лали останется для своего сына и дочери образцом для подражания.

– А если они и узнают когда-нибудь правду о ней, пусть это исходит не от нас.

Обсудив свои планы на завтрашний день, подруги отправились по кроватям. Пожалуй, они переоценили свои силы, удрав из больницы. И вот сейчас, ближе к ночи, обе внезапно почувствовали сильную усталость и даже слабость. Их стало клонить ко сну так сильно, что им едва хватило сил, чтобы умыться и почистить зубы. Но это было последнее, что смогли заставить себя сделать сыщицы.

Так что, когда вернулись Эдик с Лисицей, обе подруги уже спали. И это, с одной стороны, помогло им избежать новой выволочки, которую бы им обязательно устроили их приятели. А с другой – не позволило сыщицам узнать те новости, которыми «разжились» их мужчины за то время, что подруги провели на больничной койке.

Как показало будущее, это стало для девушек еще одной и очень большой проблемой.

На следующее утро подруги вновь проснулись в одиночестве. О том, что Эдик с Лисицей были дома минувшей ночью, им сказали записки у изголовья. Содержание этих записок было полно таких заключений о поведении девушек, что те, читая эти послания, невольно покраснели.

Но если Лисица просто выражал свое неудовольствие, то Эдик пошел еще дальше. И в конце послания Эдика следовала приписка, обращенная лично к Лесе, только к ней одной. И в ней Эдик выражал свое сомнение в том, так ли уж любит его Леся, как говорит: «Потому что твой последний поступок говорит мне об обратном».

Лисица, видимо, уже давно отчаялся воздействовать на свою подругу добром. В его записке не было ни слова про любовь и всяких таких сентиментальных глупостей. И он в конце своей записки лишь сухо посоветовал Кире пройти все же курс капельниц, прописанных ей и Лесе врачом:

«Это необходимо для поправки твоего здоровья. Учти, я проверю».

Вот и все теплое и ласковое, что сумел выжать из себя Лисица в такой ситуации.

Пристыженные девушки искренне пообещали самим себе, что обязательно исправятся и будут вести себя замечательно. Пообещать то же своим кавалерам они не могли. Ни Эдик, ни Лисица упорно не подходили к телефону. Видимо, ребята всерьез обиделись на своих взбалмошных подруг и решили с ними сегодня вообще не разговаривать.

– Если мы хотим помириться с Эдиком и Лисицей, нам надо поехать в больницу на капельницы.

– А потом какое-то время вести себя тихо и скромно.

– Сидеть дома, готовить вкусные обеды и никуда больше не соваться.

Да, такая тактика могла бы принести свои плоды. Но увы… У подруг, помимо желания помириться со своими мужчинами, было и еще одно жгучее и неистребимое желание – докопаться все же до правды в истории тети Лали. И это желание перевешивало в них все другие, может быть, куда более благие мысли.

– Капельницы – они ведь могут и подождать денек-другой.

– А сегодня мы должны пойти на похороны тети Лали, а не в больницу.

– Это наш долг. Это самое меньшее, что мы можем сделать для бедной тети Лали.

– Ведь, как ни крути, а в смерти тети Лали мы тоже немного виноваты.

Но тут уж Леся возмутилась:

– Если тетю Лали убили по наводке Чижа, то нет.

– А если ее убил Вадим, тогда да.

– Ну, хотя бы Тильда нас в этом не винит.

Однако у Тильды и так было очень сложное положение. Ее родные не скрывали своего отношения к Вадиму. В семье уже заочно вынесли молодому человеку приговор – виновен. Но так как сам Вадим был для гнева родни недоступен, всеобщее недовольство пало на голову Тильды.

Как быстро заметили подруги, кроме отца и дяди, все прочие родственники общались с бедняжкой Тильдой весьма натянуто. А многие, в том числе и Родион, не скрывали своего неприязненного отношения, как они считали, к жене преступника.

Конечно, подруги могли бы изменить ситуацию и рассказать о новом подозреваемом, который благодаря им появился у следствия, но интуитивно поняли: сейчас лучше помолчать. Тут собрались люди, которые знали милейшую тетю Лали, мать двоих детей, а вовсе не сбытчицу краденого золота – бедовую Коммерцию.

Никто из людей на кладбище даже не захочет слушать версию о криминальном прошлом тети Лали.

– Скажут, что мы порочим доброе имя покойницы.

– Это еще в самом лучшем случае.

– И доказательств у нас никаких нет. В сущности, все, что мы знаем – это то, что нам рассказал Чиж.

Подруги покосились на Иоанна Варфоломеевича, такого серьезного и даже сурового в своем строгом костюме из черного шелка, сшитом явно на заказ, и поняли, что не стоит даже соваться сейчас к этому человеку. Да еще с рассказами о том, что они знают, что когда-то его жена была любовницей налетчика – грабителя банков и даже владела частью награбленного, которое впоследствии и вложила в развитие бизнеса супруга.

Нет, такие истории не могли понравиться Иоанну Варфоломеевичу и его семейству.

– А между тем Тильда была бы оправдана.

Но пока что подруги могли только встать рядом с Тильдой и по мере сил оградить ее от неприязненного отношения к ней многочисленных родственников. Они были рядом с Тильдой в морге. Они стояли поблизости, пока покойную отпевали в церкви. И именно Кира с Лесей поддержали Тильду, когда та внезапно стала терять сознание на кладбище. Ни брат, ни отец, ни дядя на Тильду в этот момент даже не взглянули. Их взгляды были прикованы к могиле, в которую полетели первые комья земли.

Вид у мужчин был какой-то странный. Помимо скорби, на их лицах читалось еще какое-то выражение. Пожалуй, больше всего тут бы подошло определение – сдержанное одобрение. Случилось то, что должно было случиться. И братья молча наблюдали за концовкой.