Песенка для Нерона - Том Холт

Лысый тем временем смотрел себе под ноги, словно был смущен.

— Я прав, это ты? — сказал Луций Домиций. — Я много раз видел, как ты сражался. Ты был великолепен.

Ничего иного я не ожидал услышать. Вот если бы он сказал: ты был столь жалок, что даже я побил бы тебя одной рукой — вот тогда бы я повеселился.

Лысый зарделся, поверите ли.

— Ну, да, — сказал он. — Это было очень давно.

— Еще как давно, — вставил его друг. — Мы ушли на покой, сколько? — десять лет тому. Верно, девять, скоро десять. Наш последний бой состоялся как раз перед тем, как Отон покончил с собой, — он рассмеялся. — Вот это мы старичье! — сказал он. — Половина нынешних пацанов и не знает, поди, кто такой был Отон.

— Так давно это было? — сказал Луций Домиций. — Боже мой, как летит время. Кажется только вчера я смотрел, как ты положил двух братьев-германцев — как там их звали?

Кое-что еще пришло мне в голову, хотя, возможно, это ничего и не значило. Тем не менее, он мог бы придумать что-нибудь получше, чем признаваться, что узнал лысого. Знание имени того, кто тебя похитил — это не назовешь навыком выживания.

— Сегиберт и Рунтинг, — сказал хвостатый мужик, ухмыляясь. — Его не спрашивай, он весь смущается, когда начинаешь говорить с ним о старых временах. Я нет, я люблю повспоминать.

— Секундочку, — Луций Домиций повернулся и уставился на него. — Ну конечно, я узнаю и тебя. Ты — Юлиан Болион, человек с двумя мечами.

Дерьмо, сказал я себе, но если хвостатый и расстроился, что его узнали, то никак этого не показал. Плохой, очень плохой знак; все это говорило о том, что нас совершенно определенно собрались убить.

— Правильно, — сказал он. — Забавно, что ты узнал меня без шлема.

— Ты был молодцом, — сказал Луций Домиций. — Разве не ты участвовал в том поразительном бою с Испанским ретиарием — Никием или Никомедом или что-то вроде этого? Помнишь, это когда он повалил тебя на спину, приставив трезубец к горлу, а ты эдак хитро перекатился вбок, сшиб его с ног и проткнул собственной вилкой?

— Это был не я, — покачал головой Хвост. — Это был мой брат Юлиан Сафакс, мир его праху.

— Боже, да, — Луций Домиций неистово тряс головой. — Я хорошо его помню. Он владел таким особым движением левой рукой, за которым никто не мог уследить.

— Почти никто, — вмешался Хвост, кивая на своего приятеля. — Вот Александр — он был единственным, который разгадал его.

— Ну конечно, да! — воскликнул Луций Домиций. — Я помню, я же видел этот бой. Твой брат прижал Александра к ограждению, и вдруг… — он осекся, а глаза у него стали круглыми, как чаши для супа. — Боже мой, — сказал он.

У лысого по лицу струились слезы.

— Все в порядке, — сказал Хвост, — мы уладили это дело много лет назад. Ты же знаешь, что я не виню тебя, Александр? — лысый кивнул, слишком расстроенный, чтобы говорить. — Это же арена, личные чувства здесь не при чем. Я что хочу сказать, — продолжал он. — Взгляни на нас, лучших друзей, вместе — сколько? — семнадцать лет?

— В следующем феврале будет восемнадцать, — всхлипнул Александр.

— Ну вот, — сказал Хвост. — Понимаешь, между такими добрыми приятелями, как мы с ним, даже убийство моего брата ни хрена не значит. Ты просто оставляешь это позади и живешь дальше.

Александр уселся на пол и залился слезами.

— И все же, — продолжал Хвост громким шепотом, — наверное, будет лучше не трогать эту тему. Он расстраивается, понимаете, а мне потом с ним возись.

Луций Домиций кивнул, как бы говоря — я знаю, о чем ты. Офигенное хладнокровие. Даже если не вспоминать, что эти герои песчаной арены только что оглушили нас и похитили. Почему-то я не верил, что они на нашей стороне.

Возможно, Хвост почуял мои сомнения, но он посмотрел мне в глаза и сказал:

— Что ж, думаю, я должен перед вами извиниться. За то что бил вас по башке, я хочу сказать. Понимаете, вся это суматоха, толпа вокруг и все такое — не было времени объяснять. Проще было сначала утащить, а объяснять потом.

У Луция Домиция был такой вид, будто он собирается сказать: да пустяки, не беспокойтесь, поэтому я я быстро спросил:

— Объяснять что?

Хвост пожал плечами. Думаю, оползни на Этне примерно так и выглядят.

— Я не так много могу сказать, — сказал он. — Один мужик, на которого мы время от времени работаем, пришел и сказал — двое моих друзей наступили ногой в жир, их держат на постоялом дворе у Остийских ворот, и я хочу, чтобы вы сходили туда и забрали их. Только осторожно, сказал он, помните, что они мои друзья, а вы, ребята, иногда забываете рассчитать удар. Ну и вот, — продолжал он. — Было бы здорово, если бы вы ничего не говорили насчет удара по башке, а? Если он узнает, то разозлится, и плакали наши денежки. А времена нынче тяжелые, давайте смотреть правде в глаза. Мы бы вообще ничем таким не занимались, кабы не времена.

Выражение на лице Луция Домиция говорило: это просто стыд и позор, что герои Большого Цирка низведены до состояния простых громил, которые соглашаются бить обитателей постоялых дворов по башке, просто чтобы свести концы с концами. Один раз кретин — всю жизнь кретин, как говаривала моя старушка-матушка.

— Тот мужик, — сказал я, — который вас нанял. Он, случайно, не сицилиец?

Хвост нахмурился.

— Не думаю, — сказал он. — То есть я не знаю, откуда он родом. Не думаю, чтобы он хоть раз покидал город.

Это звучало как-то странно, но я продолжал.

— Рослый парень, — сказал я. — Прямой нос, квадратная челюсть, темная вьющаяся борода.

— Нет, это не наш, — встрял Александр. — Низенький, пузатый чувачок, лысый, где-то четыре подбородка. Отзывается на имя Лициний Поллион.

Низенький, пузатый чувачок. Вот дерьмо, подумал я, это он.

— А, — сказал я. — Это он. Ну что ж, в одном вы правы. Он обосрется от злости, если узнает, что вы нас оглоушили.

Хвост скорчил рожу.

— Это так, — сказал он. — Ужасный у него характер, особенно для чувака, который выглядит, как откормленный ягненок. Вы же ему не расскажете, а?

— Конечно, нет, — сказал Луций Домиций, прежде чем я открыл рот. — Не беспокойтесь. А говорил ли он, зачем мы ему понадобились?

Хвост покачал головой.

— Неа. Сказал, притащите их в старый дом и дождитесь меня, вот и все. Понимаете, какая штука, — продолжал он. — Я удивляюсь, что его до сих пор нет. Мы договаривались встретиться в полночь, а сейчас гораздо позже. Я слышал, как телеги с капустой проехали, и это было уже довольно давно.

— Забавный он мужик, этот Лициний Поллион. Наверное, не следует вам говорить, но он велел нам следить за вами последние несколько дней. Это до жопы работы было, вас найти. Ну типа, крупного, красивого рыжеволосого италийца и маленького крысомордого грека — это не мои слова, — добавил он быстро, — это описание, которое он нам дал, и никаких имен, конечно, которые, понятно дело, пригодились бы куда больше. Вы хоть представляете, сколько народу в Риме подходит под это описание?