Соль земли - Георгий Марков

– А что за предложения? – Водомеров взглянул на Великанова, а затем перевёл взгляд на Марину.

– Я уже вам как-то говорил, Илья Петрович, что Марина Матвеевна просит назначить руководителем экспедиции её, – сказал профессор, круто обрубив фразу на слове «её».

Директор побарабанил толстыми короткими пальцами по столу и произнёс, с опаской взглянув на Великанова:

– А может быть, в этом есть смысл, Захар Николаевич? Скоро на пленуме обкома будет слушаться отчёт Притаёжного райкома. Я заранее убеждён, что нас будут критиковать за невнимание к лесному хозяйству Улуюлья. Надо нам обязательно отправить экспедицию до пленума. Это будет большой козырь в наших руках.

«Какой ведомственный подход», – подумала Марина, но ничего не сказала, надеясь, что директор поможет переубедить Великанова.

– Критика критикой, Илья Петрович, – раздражаясь, заговорил Великанов, – но оставлять важнейший сектор института без руководителя, извините, я не могу.

– Всего лишь на три месяца, максимум – на пять, и с пользой для сектора, – попыталась убедить его Марина.

Великанов замахал рукой, затряс баками, и Водомеров, видя, что профессор не отступит от своего мнения, сказал:

– В ближайшие два дня, Марина Матвеевна, мы непременно решим этот вопрос. Экспедицию, Захар Николаевич, – он посмотрел на профессора, – не следует задерживать. Я дам сегодня команду, чтобы часть имущества и кое-кого из сотрудников отправить в Притаёжное с ближайшим пароходом.

– Я полагаю, что это вполне целесообразно. На крайний случай руководитель может вылететь самолётом и даже опередить экспедицию, – сказал Великанов.

Наступило молчание.

Теперь нужно было приступить к тому, что Марина считала не менее неотложным: к делу Григория. Но вдруг в эту решающую минуту она почувствовала, что все слова, которые она приготовила, чтобы начать разговор о нём, вылетели у неё из памяти.

– У меня ещё есть один вопрос, Илья Петрович, – наконец начала Марина, краснея. – Может быть, этот вопрос покажется вам и Захару Николаевичу очень личным, но всё-таки… Я хотела бы…

Каждое слово Марина произносила со страшным напряжением. Она не знала, как говорить дальше. И вдруг Водомеров пришёл ей на помощь:

– Я уже в курсе этого события, Марина Матвеевна. И Захар Николаевич тоже.

Марина посмотрела на директора, и взгляд её спрашивал: «Откуда вы знаете? Кто мог рассказать вам о том, что происходит у меня в душе?»

– Мной получено заявление от товарища Бенедиктина, – внушительно сказал Водомеров, и в глазах его промелькнула усмешка превосходства: уж не такой, мол, Марина Матвеевна, у вас директор растяпа, чтоб не знать, как живут его подчинённые.

– Заявление? О чём же он заявляет? – с изумлением спросила Марина.

– Прочтите. – Водомеров раскрыл папку и подал Марине лист бумаги, исписанный крупным почерком Григория.

«Директору института И.П. Водомерову

Заместителю директора по научной части профессору З.Н. Великанову

Дорогой Илья Петрович!

Дорогой Захар Николаевич!

Зная, как вы загружены ответственной работой по руководству сложным и многообразным хозяйством института, тем не менее я вынужден жизненными обстоятельствами отрывать вас от непосредственной государственной работы и просить вашего внимания к моей скромной особе.

Как вам известно, в последнем выпуске «Учёных записок» опубликованы фрагменты из моей многолетней работы. Частично эта работа, особенно в последнее время, готовилась параллельно с докторской диссертацией кандидата наук М.М. Строговой. Будучи мужем и женой, и к тому же не один год, мы часто беседовали на темы, связанные с нашими научными исследованиями. Так как наши специальности в некоторых плоскостях смыкаются, то эти беседы были особенно плодотворными. Я должен признать, что М.М. Строгова как ботаник и большой знаток своего дела во многом помогла мне, так или иначе натолкнув на некоторые важные мысли. Думается, что и мои высказывания не были для неё бесполезными.

Опираясь на эту совместную работу, я счёл для себя возможным использовать в своей статье несколько положений, которые подвергались в наших совместных беседах обсуждению. Разумеется, что я не допустил бы этого, если бы знал, что М.М. Строгова намерена включить эти положения в окончательный вариант своей докторской диссертации. Я признаю, что я допустил ошибку, предварительно не осведомившись по этому вопросу у М.М. Строговой. Но однако же я никогда не полагал, что мой поступок, имеющий под собой определённые моральные основания, вызовет со стороны М.М. Строговой такую реакцию! М.М. Строгова порвала со мной супружеские взаимоотношения и известным образом дала мне понять, что намерена поставить вопрос относительно меня в общественном и служебном порядке.

Как член партии я вынужден прежде всего дать позиции, занятой М.М. Строговой, политическую оценку. Я считаю её поведение недостойным советского учёного. Её собственнический, эгоистический подход к делу в данном случае находится в кричащем противоречии с установкой нашей партии на развитие коллективных форм научной работы. Если бы наши крупнейшие учёные, руководящие целыми коллективами научных работников, были столь щепетильны в отношении своего опыта и своих мыслей, то, естественно, в науке не было бы роста молодых кадров и исчезла бы всякая преемственность.

Я прошу руководство института разъяснить М.М. Строговой, что она стоит на идейно порочных позициях, что строительство коммунизма не может быть осуществлено, если каждый работник закупорится в личной скорлупе, что в настоящее время борьба с собственнической психологией перешла из области материальной (экономически капитализм у нас давно разбит) в область духовную. Это во-первых.

Во-вторых, поскольку я не отрицаю некоторой своей вины перед М.М. Строговой, я прошу руководство института обязать редакцию «Учёных записок» опубликовать в очередном выпуске «Записок» такие строки:

«В редакцию «Учёных записок»

В моей статье, опубликованной в предыдущем выпуске «Учёных записок», по моей вине выпала сноска следующего содержания: «Отдельные примеры и положения этой статьи возникли в результате совместной работы автора с кандидатом биологических наук М.М. Строговой». Считаю, что публикацией этого письма я исправляю допущенную ошибку.

Г.В. Бенедиктин».

Дорогие Илья Петрович и Захар Николаевич!

Заканчивая своё, вероятно, довольно сумбурное письмо, я прошу вас по-человечески понять меня. Конечно, в науке я сделал ещё мало. Но разве вам не известно, что свыше пяти лет я занимался другим видом «научной деятельности»: учил на фронте уму-разуму некоторых иноземных охотников до чужого добра?

На протяжении последнего времени я встречал со стороны руководителей института, и в особенности со стороны профессора Захара Николаевича Великанова, поддержку и трогательное внимание. И теперь, в минуты горестных осложнений в моей жизни, я осмеливаюсь рассчитывать на то же великодушие и заинтересованность.