Чёрная Тень - Себастьян де Кастелл

Ладно, понятно.

Нет, ничего тебе не понятно.

— Просто скажи ей, — сказала Мама Шептунья. — Скажи сасуцеи, что тебе нужно. Вот и все чары.

— Мне нужно знать, где обсидиановые черви, — сказал я в ночной воздух вокруг нас. — Мне нужно знать, откуда они.

Она неожиданно сильно ударила меня по руке.

— Не словами, шепотом.

— Но ты же говорила…

— Я говорила, ты говорил… перестань говорить! Духи, им не нравится, когда громко. Поэтому они здесь, где тихо, где нет людей. Им не нужно, чтобы ты с ними разговаривал. Шепчи!

Если бы дело было только в том, чтобы прошептать слова, все было бы просто. Но я понял, что все было не просто, когда она снова шлепнула меня по руке.

— Ты опять говоришь, только тихо.

Наконец я попробовал подойти к делу иначе. Я попытался просто подумать о том, что мне нужно — не словами у себя в голове и даже не картинками, а просто тем, что мне нужно, простым желанием понять обсидиановых червей, суметь их увидеть. И тут я почувствовал, что дышу по-другому, и я позволил себе шептать без слов, так, чтобы за меня говорило то, что мне было нужно.

— А, — сказала Мама Шептунья, — хорошо. Очень хорошо, меткий маг.

Рейчис заворчал:

— Что-то происходит. Что творится?

— А ты теперь молчи, господин белкокот. Не зли духов.

— Вроде ничего не изменилось, — сказал я, но вдруг у меня зачесался правый глаз, тот, под которым не было следов Черной Тени. Сначала казалось, что на него просто веет легкий бриз, но потом ощущение усилилось, пока мне не стало казаться, что у меня на глазу кто-то плавит лед. — Что со мной происходит?

— Ты хотел увидеть, и сасуцеи пытается тебе показать.

Я отчаянно заморгал, пытаясь избавиться от этого ощущения, но потом вдруг боль пропала, и я снова увидел сероватую зелень деревьев и травы, только… я увидел кое-что еще: тонкая черная нить, словно паутина, сверкала в воздухе передо мной. Она тянулась к нам издалека, с востока, откуда-то из города, и уходила дальше на запад, растворяясь вдали.

— Что это? — спросил я.

— Ты хотел проследить за черными червями, и сасуцеи показывает тебе нить, которая связывает две половинки.

— И я могу… проследить, пойти за ней и узнать, куда она ведет?

— Может быть, — отвечала Мама Шептунья, — а может, нужно посмотреть издалека.

— Это как?

— Оглядись, меткий маг. Оглядись вокруг.

Я так и сделал и понял, что черная нить была не одна. Их были десятки, повсюду, они шли через нас, над нами…

— Как мог Дексан запустить столько червей в своих жертв? Поднялась бы паника!

На детском лице Мамы Шептуньи на мгновение появилось мрачное выражение.

— Они слишком хитрые, те, кто это устраивает, — она постучала меня по виску. — Они показывают тебе одну или двух жертв, чтобы вы с аргоси решили, что знаете, что происходит, но они используют гадкую магию, чтобы скрыть остальных зараженных, так, чтобы вы не догадались, как далеко они расставили свои сети.

Так дело не только в вымогательстве или даже в мести. Что бы ни происходило, клиенты Дексана задумали что-то масштабное.

— Мне нужно идти, — сказал я. — Мне нужно пойти за этими нитями и найти того, кто за это в ответе.

— Тогда иди, — сказала она. — Теперь в тебе живет дух. — Мама Шептунья усмехнулась и стукнула пальцем сначала по моей левой скуле, потом по правой. — Теперь у тебя Черная Тень в одном глазу и сасуцеи в другом!

Рейчис обнюхал мое лицо. Я отпихнул его мохнатую морду.

— Сколько она… сасуцеи… останется со мной? — спросил я. Я даже не понимал толком, по душе ли мне, что у меня в глазу поселился какой-то странный дух. Мне и так уже хватало проблем с чудовищными видениями.

— Она будет держаться тебя, пока ей интересно, мальчик. Шепчи ей время от времени, и, может, она покажет тебе то, что не видят другие. Но будь осторожен, меткий маг, не проси у нее неправильных вещей. Сасуцеи может иногда здорово разозлиться.

Отлично, потому что для полноты счастья мне не хватало только разозленного духа в глазу.

— Иди, — сказала она, толкая меня маленькими ручками. — Иди в свой шумный мир с твоими шумными бедами. Иди и стань героем. Или покойником. Не знаю точно.

— Что мы тут делаем? — спросил Рейчис, когда мы стояли у высокой центральной башни Академии.

Мне понадобилось несколько часов, чтобы дойти по следу нитей из чащи леса в город и в конце концов сюда. По большей части я совсем не видел нити, но если я останавливался и шептал о том, что мне нужно, сасуцеи у меня в правом глазу еще на мгновение показывала их мне. Я насчитал больше дюжины черных хрупких нитей, ведущих сюда.

— Зачем заказчикам Дексана сдалась Академия? — спросил я вслух.

Рейчис забрался вверх по моей ноге, а потом запрыгнул мне на плечо.

— Может, они хотят ее прикрыть? Правда, тогда проще было бы убить Берена и не тратить время на заражение кучи тупых подростков.

— Те, кто приезжает сюда учиться, — не тупые, — сказал я, словно обороняясь, потому что я вспомнил Крессию, Линди, Толлера и остальных. — Они умные и честолюбивые. Они из…

Рейчис ткнул меня лапой в щеку.

— Что? Что?

Я уже собирался сказать, что ученики здесь из лучших семей на континенте, но это было не совсем так; все их семьи были богатыми и влиятельными. Дароменские придворные, клирики из Берабеска, гитабрийские торговцы…

— О предки… все наоборот. Нити не ведут в Академию. Они отсюда и тянутся.

— Что это значит? — спросил Рейчис.

Зазвенел колокол, и массивная башня взорвалась шумом. Вскоре сотни студентов хлынут наружу — кто куда после занятий. И у кого-то из них в глазу живет обсидиановый червь, а они об этом даже не знают, думая, будто просто переболели лихорадкой, не подозревая, что теперь живет у них внутри.

Бедный Берен. Он построил Академию, чтобы она стала маяком надежды в мире, местом, где дети со всего континента будут не только изучать выбранные ими предметы, но и узнают ближе Семь Песков и их народ, найдут с ними что-то общее, чтобы, может быть, когда-нибудь потом, вернувшись к себе домой, помочь ничейной земле стать государством. Но на кого бы Дексан ни работал, они хотели, чтобы студенты увезли с собой что-то еще.

— Тайн все время твердил, что всякий раз, как у него начинался приступ, кто-то слушал его, но я думаю, на самом деле он хотел сказать, что они слушают через него.