Жнец у ворот - Саба Тахир

– Бану аль-Маут…

Голос взывает ко мне, когда я скитаюсь по городу джиннов. Он идет издалека, тонкий, как нить, протянутая через океан тишины. Но я сразу узнаю, кто зовет меня. Аубарит Ара-Насур. Факира. Я сам попросил ее приходить на край Леса и звать меня, если я буду ей нужен.

Но я не могу ответить на ее зов. Не сейчас, когда я узнал так много. Наконец я понимаю, почему Маут запрещает своим Ловцам Душ оставаться людьми. Человечность – это чувства. Чувства – это непрочность, неустойчивость. Главная и единственная цель Маута – сохранение моста между миром мертвых и миром живых. Неустойчивость угрожает этому мосту.

Это знание приносит мне странное утешение. Я не знаю, как отказаться от своей человечности. Не уверен, что мне удастся это сделать, однако я понимаю, ради чего должен попытаться.

Маут прикасается ко мне. Магия поднимается от земли черным туманом, собирается в плотную струю. Я тянусь к ней. Магия ограниченна, Маут пока не готов доверить мне больше.

Я покидаю город джиннов, и меня немедленно окружает густое облако призраков, такое плотное, что я едва могу видеть сквозь них.

– Бану аль-Маут… Помоги нам…

Мольба в зове Аубарит слышна совершенно четко даже отсюда. Ее голос звучит испуганно.

Прости, Аубарит. Мне очень жаль. Но я не могу.

– Младший, – я вздрагиваю от голоса призрака, который резко материализуется передо мной. Это Истаявшая. Она кружится вокруг меня в великом возбуждении.

– Ты должен идти, – шепчет она. – Твой народ гибнет. Твоя семья. Ты нужен им так же, как моя любимая малышка нужна мне. Ступай же к ним. Ступай.

– Моя… семья? – переспрашиваю я, невольно думая о Коменданте и меченосцах.

– Твоя истинная семья. Певцы пустыни, – шепчет Истаявшая. – Их страдание велико, им больно.

Но я не могу идти к ним на помощь прямо сейчас. Я должен переправлять призраков, иначе они начнут скапливаться. Джинны будут красть магию, и проблемы у меня станут куда больше нынешних.

– Бану аль-Маут… помоги нам… пожалуйста.

Но если кочевникам угрожает опасность, я хотя бы должен знать, что это такое. Может быть, я смогу помочь им быстро, каким-то простым действием, и сразу же вернусь в лес, чтобы продолжить свою главную работу.

Я стараюсь не обращать внимания на то, как у меня за спиной трескается земля, как вопят призраки и стонут деревья. Когда добираюсь до южной границы, то укрепляю стену своей магией, чтобы призраки не вздумали выбраться наружу следом за мной. Я спешу к блестящим в отдалении кибиткам стойбища.

Едва выйдя из Земель Ожидания, я слышу знакомый звук – бой барабанов меченосцев. Ближайший гарнизон в нескольких милях отсюда, но зловещее эхо барабанного боя слышится даже здесь. Хотя барабаны слишком далеко, чтобы я мог разобрать команды, долгий опыт солдатской жизни подсказывает мне, что они не предвещают ничего хорошего. И что это касается кочевников.

Когда я добираюсь до стойбища, то вижу, что оно выросло во много раз. Раньше здесь стояли только племена Насур и Саиф, а теперь тут более тысячи кибиток. Похоже, тут сейчас маджилис – Совет Племен, который собирается очень редко, только в чрезвычайных обстоятельствах.

На Совет приходят многие тысячи кочевников и проводят долгое время в одном месте. Если бы я был генералом меченосцев, планирующим большое нападение и захват рабов, я бы не нашел момента лучше маджилиса.

Я вхожу в лагерь. Дети разбегаются от меня и прячутся под кибитками. Запах в лагере стоит ужасный, тошнотворно сладкий, и я замечаю двух дохлых лошадей, которые гниют под солнцем, собирая рои мух.

Неужели меченосцы уже нанесли удар? Не может быть! Если бы они напали, то забрали бы детей в рабство.

В северной части лагеря я замечаю круг таких знакомых кибиток, что у меня перехватывает дыхание. Племя Саиф. Моя семья.

Я медленно иду туда, боясь того, что могу там увидеть. В нескольких ярдах от лагеря передо мной вырастает странное привидение. Это не живой человек, понимаю я. Но он не прозрачный, в отличие от призраков. Он кажется чем-то промежуточным между человеком и призраком. Сперва я его не узнаю. Но потом искаженные черты лица кажутся мне ужасно знакомыми. Это Дядюшка Акби, старший брат Мамы Рилы, вождь племени Саиф. Дядюшка когда-то впервые посадил меня на лошадь. Мне было три года. Когда я пятикурсником приехал на каникулы в племя Саиф, он обнимал меня и плакал от радости, как если бы я был его родным сыном.

Привидение медленно ковыляет в мою сторону, и я на всякий случай обнажаю клинок. Это не призрак. Тогда кто же он?

– Элиас Витуриус, – обращается ко мне странный полупризрак на садейском. – Она никогда не любила тебя и не хотела брать. Зачем ей была лишняя забота, писклявый крошка? Единственная причина, по которой она тебя приняла, – это страх дурного глаза. Что ты принес нам, кроме зла и страдания, кроме смерти и разрушения…

Я содрогаюсь. Ребенком я всегда боялся, что Дядюшка Акби думает обо мне что-то подобное. Но вслух он таких вещей никогда не говорил.

– Иди сюда, иди и смотри, что постигло нас из-за твоего промаха! – Привидение скользит вперед, к стойбищу Саиф, где на раскладных кроватях лежат шестеро кочевников. Похоже, что все они мертвы.

Среди них лежит и Дядюшка Акби.

– Нет… о нет! – Я бросаюсь к его телу. Проклятье, где же остальные члены клана Саиф? Где Мама? Как это могло произойти?

– Бану аль-Маут! – рядом со мной появляется Аубарит. При виде меня она разражается слезами. – Я ходила к лесу не меньше дюжины раз, призывая тебя! Ты должен нам помочь! – она говорит сквозь рыдания. – Кочевники впадают в безумие. Больных так много…

– О преисподняя, что случилось?

– Две недели назад, как раз после твоего ухода, к нам начали присоединяться другие племена. Они прибывали медленно, постепенно. Кто-то потерял факиров и больше не знал, как отправлять дальше своих мертвых… Я помню, как мне было тяжело, когда дедушка умер… А потом, всего два дня назад…

Она трясет головой.

Да, как раз когда я исчез в лесу.

– Два дня назад призраки умерших перестали покидать нас. Мертвецы не умирают, их рух – их души – не покидают тел. Даже те, чьи раны смертельны, не могут отойти с миром. И эти мертвые… они просто чудовищны, – факира содрогается. – Они мучают своих близких. Заставляют людей кончать с собой. Твой… твой дядюшка – один из них. Сам посмотри, что случилось. Те, кто пытался убить себя, все равно не могут умереть!

Передо мной появляется тощая фигура. Она просто бросается мне в объятия из кибитки неподалеку. Я ни за что бы ее не узнал, не подай она голос – изможденный, но все равно такой мелодичный, такой наполненный историями.

– Мама, это ты? – Небеса, да она превратилась в собственную тень! Я хочу обрушить страшные проклятья на голову тех, кто довел ее до такого состояния. Я вижу обтянутые кожей кости, которые раньше были сильными, полными руками, ввалившиеся щеки вместо красивого круглого лица… При этом она смотрит на меня с таким же изумлением, как я на нее.