Чужак - Стивен Кинг

Ральф мог бы сказать: Я в этом не виноват, но кого же еще винить Хоскинсу? Бетси за то, что она забеременела в прошлом ноябре?

– Что там в Каннинге?

– Джинсы, трусы и кроссовки. Какой-то парнишка нашел их в амбаре, где собирал молочные бидоны по поручению отца. Еще ремень с пряжкой в виде конской башки. Думаю, они уже подогнали передвижную криминалистическую лабораторию, и я там нужен, как быку вымя, но шеф…

– На пряжке наверняка обнаружатся отпечатки, – перебил его Ральф. – И может, там будут следы от протекторов микроавтобуса или «субару».

– Не учи папочку чесать яйца, – сказал Джек. – Я носил бляху детектива, когда ты еще был салагой-патрульным. – Подтекст был вполне очевиден: И буду носить, когда ты станешь охранником в «Саутгейте».

Хоскинс ушел. Ральф был этому только рад. Он жалел лишь об одном: что не может сам поехать в Каннинг. Новые улики на данном этапе будут весьма кстати. Хорошо, что Сабло уже там, вместе с ребятами из криминалистической лаборатории. Они закончат большую часть работы к тому времени, когда до них доберется Джек и наверняка где-нибудь напортачит, как это было минимум в двух предыдущих случаях, о которых знал Ральф.

Сначала он поднялся на пятый этаж, но в приемной родильного отделения было пусто. Видимо, роды происходили быстрее, чем ожидал Билли Риггинс, новичок в таких делах. Ральф перехватил в коридоре куда-то спешившую медсестру и попросил передать Бетси наилучшие пожелания.

– Передам, когда будет возможность, – ответила медсестра. – Но сейчас она занята. Этот маленький человечек очень спешит появиться на свет.

Ральф на секунду представил себе окровавленное, искалеченное тело Фрэнка Питерсона и подумал: Если бы этот маленький человечек знал, в каком мире ему предстоит родиться, он бы не торопился. Он бы накрепко засел внутри.

Он спустился на лифте на третий этаж, в отделение реанимации. Фред, последний из семьи Питерсонов, лежал в палате номер 304. Его шея была забинтована, ее поддерживал жесткий корсет. Аппарат для искусственного дыхания посвистывал, маленькая гармошка под маской ритмично сжималась и разжималась. Линии на мониторах были почти ровными, как и сказал Джек Хоскинс. Цветов в палате не наблюдалось (Ральф подумал, что в отделение реанимации, наверное, нельзя приносить цветы), но к изножью койки были привязаны два воздушных шара. Ральф старался не смотреть на эти шары с веселыми, ободряющими надписями. Он слушал свист аппарата, дышавшего за Фреда. Смотрел на почти ровные линии на мониторах и вспоминал слова Джека: Думаю, он не выкарабкается.

Ральф присел на стул рядом с койкой. Ему вспомнилась одна история из его школьных дней, из тех времен, когда нынешний предмет экология еще назывался природоведением. Они изучали загрязнение окружающей среды. Мистер Грир налил в стакан минеральную воду из бутылки. Потом попросил ученицу – это была Мисти Трентон, всегда ходившая в восхитительно коротких юбках, – подойти к его столу и отпить из стакана. Она так и сделала. Мистер Грир взял пипетку, набрал чернил из чернильницы и выдавил каплю в стакан. Класс завороженно наблюдал, как эта капля опускалась на дно, оставляя за собой тоненький ярко-синий шлейф. Мистер Грир взболтал воду в стакане, и вода сделалась бледно-голубой. «А сейчас ты бы выпила эту воду?» – спросил мистер Грир у Мисти. Она так решительно покачала головой, что у нее с волос слетела заколка, и все засмеялись, включая Ральфа. Но теперь ему было совсем не смешно.

Еще две недели назад в семье Питерсонов царил порядок. А потом все испортила одна капля чернил. Можно сказать, что этой каплей стала велосипедная цепь: если бы она не порвалась в тот день, Фрэнки Питерсон вернулся бы домой целым и невредимым. Но он также вернулся бы домой целым и невредимым – катил бы сломавшийся велосипед рядом с собой, – если бы Терри Мейтленд не поджидал его на стоянке у продуктового магазина. Терри был этой каплей чернил. Терри, а не велосипедная цепь. Это он уничтожил всю семью Питерсонов. Терри или его двойник.

Если отбросить метафору, сказала Дженни, остается необъяснимое. Сверхъестественное.

Но так не бывает. Сверхъестественное существует в кино или в книгах, но уж никак не в реальной жизни.

Да, не в реальной жизни, где никчемные пьяницы вроде Джека Хоскинса получают прибавку к зарплате. Весь опыт, накопленный Ральфом за почти пятьдесят лет жизни, отвергал эту мысль. Отметал саму возможность чего-то подобного. И все же сейчас, сидя у койки Фреда Питерсона (или того, что осталось от Фреда Питерсона), Ральф не мог не признать, что смерть парнишки имела поистине дьявольские последствия: она погубила всю семью. И не только семью Питерсонов. Марси и ее дочерям тоже крепко досталось, и еще неизвестно, сумеют ли они оправиться после такого удара.

Ральф мог бы сказать себе, что подобный ущерб сопутствует любому жестокому злодеянию. Он наблюдал это неоднократно. Но ему почему-то казалось, что в этом деле присутствовал некий личный интерес. Как будто на этих людей нацеливались специально. Да и по Ральфу тоже ударило. И по Дженни. Даже по Дереку, который скоро вернется из лагеря и обнаружит, что многие вещи, которые он принимал как должное – работа отца, например, – оказались под угрозой.

Аппарат для искусственного дыхания посвистывал. Грудь Фреда Питерсона поднималась и опускалась. Время от времени он издавал странные звуки, до жути похожие на сдавленные смешки. Словно все это – шутка мироздания, но оценить ее можно только в коме.

Ральф понял, что больше не выдержит. Он вышел из палаты и чуть ли не бегом бросился к лифту.

17

Оказавшись на улице, он сел на скамейку в тени и позвонил в участок. Трубку взяла Сэнди Макгилл. Ральф спросил, есть ли новости из области Каннинг, и ответом было неловкое молчание. Когда Сэнди все-таки заговорила, ее голос звучал смущенно:

– Я не должна обсуждать с тобой работу, Ральф. Шеф Геллер отдал распоряжение. Извини.

– Ничего страшного, – сказал Ральф, поднимаясь на ноги. Его тень была длинной, как тень повешенного, и, конечно, он сразу подумал о Фреде Питерсоне. – Приказ есть приказ.

– Спасибо за понимание. Джек Хоскинс вернулся из отпуска и сейчас едет туда.

– Нет проблем. – Ральф дал отбой и пошел к машине, убеждая себя, что проблем действительно нет; Юн будет держать его в курсе.

Наверное.

Он сел в машину и включил кондиционер. Пятнадцать минут восьмого. Домой ехать поздно, к Мейтлендам – рано. Остается только бесцельно кружить по городу. И размышлять. О том, как Терри назвал Иву Дождевую Воду «мэм». Как Терри выспрашивал дорогу до ближайшего медпункта, хотя прожил во Флинт-Сити всю жизнь. Как Терри делил номер с Билли Квэйдом, что оказалось весьма удачно для алиби. Как Терри поднялся из-за стола, чтобы задать вопрос мистеру Кобену, что оказалось еще удачнее. Ральф размышлял о единственной капле чернил, окрасивших воду в стакане в бледно-голубой цвет, о следах на песке, обрывавшихся прямо посреди пустыни, о личинках, копошащихся в канталупе, которая с виду была нормальной. О том, что если человек начинал задумываться о возможности сверхъестественного, то ему следовало задуматься о собственном душевном здоровье, а думать о собственном душевном здоровье было плохо. Все равно что думать о собственном сердцебиении: если ты о нем думаешь, значит, уже есть проблемы.