Самурай Ярослава Мудрого - Александр Ледащёв

– Молодец, – раздельно сказал я и повторил: – Ай, молодец. Хорошая собака!

Собака моя завиляла хвостом и побежала ко мне. Я погладил юного труженика и, обернувшись, увидел Поспелку.

– Мне тоже идти, наставник? – спросил он меня.

– Как хочешь. Ты можешь остаться и тут, если желаешь, мне ты пока не мешаешь.

– Я и не буду мешать, я и уберусь, и поесть сготовлю, и… – начал Поспел, но я перебил:

– Да, хорошо. Только сначала скажи мне, не знаешь ли ты в Ростове мастера по дереву. Который бы и столы, и стольцы, и поставцы бы делал хорошо?

– Не знаю пока, наставник, но скоро узнаю! Разрешишь ли бежать? – Поспелке явно не терпелось доказать свою незаменимость.

– Да, беги. Надеюсь, к вечеру обернешься, – отвечал я, и Поспелка убежал.

Утром мои уные пришли, как и было велено, с деревянными мечами. Причем никакого недовольства столь несерьезным оружием я на лицах их не заметил. Что ж, их счастье. Вечером я успел пообщаться с найденным Поспелкой мастером по дереву, и вместе с уными явились ко мне его помощники и привезли стойки под мечи. Очень хорошо.

Занятия наши шли своим чередом, то есть так, как я считал нужным их проводить. Возможно, что уные, а то и Ярослав думали, что мы будем без устали махать мечами, но в таком случае они ошибались – у меня были иные планы, где к самому бою приступать следовало чуть позже.

Я учил уных дышать. На разные лады – животом. То вдыхать воздух, раздувая живот и подтягивая при выдохе, то парадоксальному дыханию, где все делается наоборот. Учил моментально успокоить сбившееся дыхание. Запрещал боевые крики и вопли, которые вели к дикому выбросу энергии, что, собственно, в бою быстро приводило к летальному исходу.

Впрочем, мечами тоже стали махать, иначе я это не назову. На мое требование показать, чему их учили, вышли двое добрых молодцев и, поклонившись, сцепились не на жизнь, а на смерть – так казалось со стороны, во всяком случае могло показаться.

– Прекратить. Вы умеете кое-что, но опыт вы надеетесь добрать со временем, а его у нас и нет. Удары, уклоны, защиту мы будет шлифовать все время, но сначала вам следует понять, что Путь Меча – это не схватка на мечах, вернее, это далеко не только схватка. Времени приобретать опыт у вас боюсь что нет. Так что наше дело поторопиться, к сожалению. Если хочешь выучить новое, забудь о старом. Тогда они смогут смешаться, и у тебя в сердце будет и старое, и новое. Но если ты будешь стараться насильно вытеснить старое, заменяя новым, у тебя не будет ни того ни другого, – я помолчал, давая время юным головам если не понять, то хотя бы запомнить сказанное.

И я был искренен, говоря о времени, – к сожалению. Из привыкших к повиновению уных можно было бы лет за несколько сделать вполне приличных бойцов, теперь же мне, как я считал, было отведено короткое время, после которого моих уных, надо думать, подвергнут испытаниям с какой-нибудь суровой тутошней комиссией.

И вскоре, буквально через несколько дней, уные мои вовсю разучивали несколько базовых кат, я же прогуливался меж ними и колотил палкой, которую приготовил к первому дню занятий, если что-то шло не так. Удивительное дело! Врежешь палкой, и глядь – уже лучше пошло, а ведь и не говорил ничего…

Я учил их, как наносить настоящие удары, когда неважно, что у тебя в руке – русский меч или простая тяжелая палка. Учил наносить удар, родившийся в земле. С этим шло туго – многие уные за счет своей юной прыти старались ударить как можно сильнее, просто за счет молодой, прыскающей во все стороны силушки. Не тут-то было. Таких умников я вызывал на ковер и заставлял нападать на меня, стараясь хотя бы задеть – раз уж так у них все легко и весело получалось. Этих я бил уже до кровавых синяков. После чего ставил в «столбовое стояние» на носочках, на полусогнутых ножонках, с вытянутыми перед собой ручонками, которые были слишком переполнены силой, а по сути – дурью. После пяти минут такого стояния ручонки и ножонки начинали трястись, а я прерывал занятия остальных, и мы смотрели на наказанных, чье тело через некоторое время начинало ходить ходуном. Очень полезное, кстати, стояние, так что я убивал сразу двух зайцев: юнцы подпитывались Ци, а попутно размышляли о своих грехах.

День за днем, день за днем, день за днем. Выходных у нас не было. Кашель мой все чаще возвращался, так что я спешил. Пусть хоть что-то из учения Тайра осядет в головах, пусть они даже не поймут сейчас, но знание, посеянное в душах, рано или поздно начнет прорастать. Вот так наговорил! Хоть записывай.

В качестве отдыха мои уные бегали рысцой вокруг двора, а Граф, суровая собака, весело носился с ними и хватал лентяев за пятки. Собачонок словно понимал, какие цели я преследую. Вообще, собака в самом деле росла строгая. Ни разу он не старался начать игру с кем-нибудь из уных, ни разу не кинулся попрыгать, когда парни занимались ката или рубкой, он словно знал, что это не игра, и величаво сидел рядом со мной, временами задремывая. Играть, если что, с хозяином надо, а не черт-те с кем, кого любимый хозяин натащил полон двор.

Поспелку мучить так же, как уных, я не стал – просто сорвал бы мальчишке сердце и всех дел. Его занятия были легче, но стоял он в общем строю. Я пояснил ему с глазу на глаз, что ему пока рано работать в полную силу, а уным (в его отсутствие) посулил битую морду, если кто рискнет над ним посмеяться на этот счет. Странные какие-то чувства к этому пацану просыпались у меня. Старею, точно.

Время шло и шло, кашель мой стал уже привычным явлением, от чего легче, правда, не делалось. Интересно, когда он станет доминирующим в моей жизни? И что тогда делать – распускать свою школу? Бред. Работать будем до последнего.

Злее всех был к учебе Воислав. Ему, само собой, не терпелось выучиться всему, да и убить меня, отомстив за братьев. Там, где его соученики валились с ног от усталости, он лишь стискивал зубы и работал. И преуспевал, что неудивительно при таком подходе. Больше всех вопросов задавал он. Внимательнее всех слушал он. Он был лучшим, но я чуял, что он недоволен собой, – ему было мало. То, что все делали десять раз, – он делал сто. Он очень спешил, но у него хватало ума поспешать медленно. За ним по усердию и успехам шел Ратмир, но все же отставал. А Воислав уже мог бы проводить разминку и подготовку самостоятельно. Но я не делал его старшим учеником – это означало бы, что он теперь приближен ко мне настолько, насколько это вообще возможно. А это было бы нечестным – мы оба знали, что он собирается меня убить. Да, кстати, баб я так и не купил!

После очередного занятия я отпустил уных, и тут меня снова догнал кашель, который скрутил меня, и я оперся на стену избы. Когда я смог выпрямиться, то увидел, что на меня почему-то с восторгом смотрит Ратмир. Впрочем, я быстро сообразил, почему с восторгом, – несгибаемый наставник продолжает вести занятия, хотя и сильно болен.

– Что ж ты на меня глазами такими горящими смотришь, вояка? Думаешь, великого воина встретил? Не воин и не великий подавно. Я дышу-то вполгруди и руку порой не чую, шуйцу, а я ведь левша, Ратмир. Сколько осталось – не знаю, жалко, что не все успел вам передать, но у вас и без меня наставников хватит…