Ночной снайпер - Фридрих Незнанский

— Ваша работа? — строго спросил Николай Григорьевич, переводя взгляд с Михайлова на Корнеева. — Только не врать!

— А ничего другого не оставалось, — виновато сказал Михайлов, дочитав до конца и разведя руками. — Я Леху предупреждал. А он втюрился в эту Гретхен, просто сил нет, а она в него тоже. А он еще с ней по-русски заговорил. Сказал, как его зовут. Ну и жених вздумал ревновать. А в наших паспортах стояло, что мы поляки. Он про это в журнале у портье прочитал и утром намылился в полицию. Русская мафия, то-се. А девка эта с ним увязалась… Я сама послушаю, что ты там на моего русского наговоришь.

— Ты что, пьян? — прервал его Николай Григорьевич, глядя на Леху. — Обратно в камеру захотел?

— Немного выпил, — пробубнил Леха. — А что, нельзя?

По тяжелому взгляду хозяина он наконец понял, вернее, почувствовал, кто здесь принимает решения, а также распоряжается чужими судьбами и жизнями, в том числе его собственной.

— И ты, выходит, любимую женщину своей же рукой? — сощурился Николай Григорьевич, по-прежнему глядя на Леху. — Язык проглотил?

— Я не знал, что она в машине, — угрюмо ответил тот. — А он не сказал…

— М-да. Нет повести печальнее на свете, — усмехнулся Николай Григорьевич. — Так оно и было? — спросил он у Михайлова.

— А если бы я ему сказал? — ответил Михайлов. — Что она там же, в машине?

— Он бы не стал стрелять. Или промахнулся, — кивнул Николай Григорьевич. — Я прав? — спросил у Лехи.

Тот неопределенно пожал плечами.

— А так хоть ноги унесли, — сказал Михайлов.

— Но столь многообещающие гастроли пришлось, увы, прервать, — заметил Николай Григорьевич. — А ведь столько поступило заказов!.. И неизвестно, удастся ли их продолжить. Выстроилась очередь, я вел запись на следующий год. А теперь даже не знаю, что сказать заказчикам. Придется возвращать авансы. Если эту пулю найдут и посмотрят баллистику, то сразу поймут, кто столь безупречно работал с клиентурой. А как все хорошо началось. Ладно, отдыхайте, скоро работа найдется и здесь. Все, свободны.

Уже в дверях Леха невольно оглянулся. Николай Григорьевич пристально смотрел ему вслед.

Через полчаса Николай Григорьевич спустился к подъезду и сел в машину к Мамонту. Теперь тот сидел не в подержанной «восьмерке», а в новенькой «тойоте». В руках у Николая Григорьевича была тощая зеленая папка.

— В ЦКБ, — сказал он. — Надо же навестить больного. Напомни купить по дороге цветов, соку и апельсинов.

В ЦКБ они скромно подождали внизу, пока Замойского покинут посетители — родственники и служащие банка. И только после этого поднялись к нему в палату.

Там Толян бесцеремонно отодвинул дежурную сестру, заикнувшуюся было, что больному надо на процедуру, и они вошли в палату Замойского.

Увидев Толяна, бедный Лев Александрович посерел от ужаса. Толян между тем деловито воткнул букет красных гвоздик в горлышко бутыли с минеральной водой «Боржоми». Больной было встрепенулся, желая что-то возразить, но тут же осекся под его тяжелым взглядом.

— Это ведь ваша папка? — вежливо спросил у него Николай Григорьевич, не здороваясь и не представляясь, достав зеленую папку. — Или будете открещиваться? Я бы не советовал. Правда, она по халатности не вошла в опись изъятых у вас материалов. — Николай Григорьевич недовольно взглянул на Толяна.

— Простите, вы следователь прокуратуры Семьянинов? — спросил тот с надеждой в голосе.

— Берите выше, — туманно ответил Николай Григорьевич. — А при чем здесь прокуратура? Или вы подали туда заявление?

Лев Александрович промолчал, только натянул на себя повыше одеяло и снова взглянул на хмурого Толяна, с хрустом грызущего одно из тех яблок, что они сами же и принесли больному.

— По глазам вижу — подали, — качнул головой Николай Григорьевич. — Что за привычка! Чуть что, сразу ябедничаем. А в чем причина? Может быть, наши сотрудники были с вами недостаточно дипломатичны и обходительны? — Он сурово оглянулся на Толяна, и тот сразу перестал жевать.

— Нет, что вы, — проблеял Лев Александрович, глядя теперь на папку и, похоже, догадываясь о цели визита.

— Хотели вам вернуть эту вашу, скажем так, документацию для сугубо личного пользования, предварительно поговорив, но раз уж дело заведено… — Николай Григорьевич развел руками. — Мы просто обязаны передать ее следствию. — Он поднялся со стула, давая понять, что в таком случае говорить больше не о чем, и визит закончен.

— Нет, что вы, что вы. — Больной с неожиданной резвостью протянул руку к папке и даже ухватился за нее, глядя молящими глазами на визитера.

И тот, подумав, отдал, а Замойский тут же спрятал ее под одеяло.

— Вы всерьез полагаете, будто мы настолько бедны, — приподнял брови Николай Григорьевич, — что не располагаем современными возможностями копирования документов?

— Чего вы добиваетесь? — тихо спросил растерянный и несчастный Замойский. Похоже, еще никогда в жизни он не попадал в подобный переплет.

— Ничего особенного, — еще тише, наклонившись к нему, ответил мучитель. — Завтра к вам в банк придет посетитель из солнечного Нальчика, зовут его Рустам Ибрагимович.

— Ах, это… — вздохнул больной. — По поводу кредита? Но вам-то зачем ввязываться в эти махинации? Вы, я вижу, умный, современный человек! Они же запрашивают громадный кредит для небольшого сахарного завода! Вы видели его? А мои представители не поленились, съездили в этот Нальчик и посмотрели. На ладан дышит заводик-то. Причем они бессовестно завышают отпускные цены. Таких не бывает в природе! И, главное, нет никакой уверенности, что они, или их республиканское правительство, вернут нам кредит!

— Вернее, есть полная уверенность, что не вернут! — подмигнул ему Николай Григорьевич. — Я вас понимаю. И даже где-то сочувствую. Но надо делиться, как завещал нам наш министр финансов, правда уже бывший. А с теми, кто не верен его завету, всегда происходят неприятные истории.

— Не вы первый, кто меня шантажирует, — уныло сказал Замойский. — Меня по этому же поводу уже достал депутат Кольчугин! — пожаловался он. — Звонит по ночам, совершенно пьяный, и еще угрожает разоблачениями в коррупции. Неужели вы как-то связаны с этим клиническим идиотом? Ну да, вы сейчас делаете то же самое, но хотя бы с определенным изяществом.

— А вы подайте на него жалобу в комиссию Госдумы по этике! — предложил Николай Григорьевич. — Там с этим строго.

— Ладно, — вздохнул Замойский. — Я позвоню завтра в банк. Все-таки жизнь, семья и здоровый сон — самое дорогое в нашей жизни. Дороже любых денег.

— А еще деловой человек с безупречной репутацией, — покачал головой Николай Григорьевич. — И откладываете на завтра то, что можно сделать сегодня. Звоните прямо сейчас, слышите? И не оттягивайте время, вам еще на процедуру нужно успеть.

В этот момент Толян отделился от двери и приблизился к больному на расстояние вытянутой руки.