Двоедушница - Рута Шейл

Это смерть. И снова рождение. И снова…

Своей безлюдностью утренний город напоминал изнанку.

Князев, который еще не успел отвыкнуть от дневного света, прихлебывал растворимый кофе, стоя у запотевшего окна. В его пальцах дымилась сигарета. Остальные высыпали на улицу и с криками носились под моросящим дождем, швыряя друг в друга пригоршни талого снега. Отзвуки их радостных голосов эхом разносились по пустому вестибюлю.

– Как ты?

Рядом возникла Лянка с точно такой же кружкой в руках. Поверх куртки на ее плечах лежал кожаный плащ Ригерта.

– Мы должны быть благодарны Эшу, – криво усмехнулся Князев.

Некоторое время они молчали и глядели в разные стороны. Она выводила пальцем узоры на стекле. Он пересчитывал уцелевшие паркетные плашки у себя под ногами.

– Немного жаль уходить отсюда, правда? – заговорила Лянка, с тоской глядя на улицу. – Хотя это ведь все равно не жизнь.

Князев пожал плечами.

– Хорошо хоть, на изнанке есть Шанна. С ней не соскучишься.

Он приложил все усилия для того, чтобы казаться равнодушным, но это не слишком-то удалось.

– Ты знаешь Шанну?

Если Лянка и заметила внезапно вспыхнувший огонек в его глазах, то удержалась от насмешек.

– Ее все знают. Шанна совсем не такая, как ее бабка. Веселая. Умная. Только в последнее время хандрит, но мне кажется, ей просто нужно кому-то выговориться. Подруге, а не этим… – Она мотнула головой в сторону зала, имея в виду, конечно, Ригерта, – солдафонам.

– Хандрит? – переспросил Князев, чем выдал себя с потрохами. – Не знаешь, почему?

Лянка поставила на подоконник опустевшую чашку и запустила пальцы в волосы на затылке.

– Мало кого обрадует, если его руки превратятся в грабли.

Князев поперхнулся и закашлялся.

– Зачем это? – выдавил он сквозь слезы.

– Наследственность.

И вдруг Игни понял, отчего юная Коровья Смерть не явилась в город вместе с Никой. Не дождалась новостей о том, что Игни справился с возложенной на него задачей по устранению Арсеники. Не помогла Нике вернуться домой.

Она избегала встречи. Не хотела, чтобы Князев видел ее такой.

Розовые сопли, истерики и комплексы. Все беды от баб.

С каким-то мрачным удовлетворением наблюдал он за тем, как Ригерт, не стесняясь в выражениях, подзывает к себе ошалевших от дневного света альтерантов, и все они вновь склоняются над подробной картой города, соприкасаясь головами, – впереди ждала новая, далеко не последняя вылазка.

Место было выбрано грамотно – окна последнего этажа просматривались отсюда как на ладони. Склонив голову к плечу, Дев недолго изучал длинную девятиэтажку со странным изгибом на стыках, словно именно в этих местах соединили в одну несколько разных построек. Затем снова отыскал взглядом ту самую квартиру. Мало кто опасается быть увиденным на высоте тридцати метров над землей и расстоянии в двести – до ближайших возможных глаз. Может быть, поэтому окна не были зашторены.

Искривив губы в усмешке, он прищурился и снова взглянул на дом – на сей раз через оптический прибор, напоминающий размером детскую игрушку. Для Дева это и была игрушка. Он никогда не увлекался огнестрельным оружием, но компактные штуковины вроде монокуляра «Диполь D126H pro» с системой «день-ночь» и возможностью присоединения к прицельному модулю его забавляли.

Немного времени ушло на то, чтобы настроить дальность и резкость. Еще немного – на то, чтобы полюбоваться интерьером квартиры и понаблюдать за неспешной жизнью двух ее обитательниц. Такая себе теплая домашняя обстановка – диван, телевизор, книги. Одна орудует на кухне, вторая… Так, только что была здесь. Ага, появилась в спальне. Открыла шкаф. Бросила на кровать джинсы. Куда-то собирается?

Соблазн последовать за ней был велик, но Дев заставил себя сделать глубокий вдох и медленный выдох. Не сейчас. Нужно дождаться темноты.

Нет, передумала. Схватилась за телефон. Подошла к окну и набирает номер.

Кажется, что заметила. Стоит и смотрит прямо на него – но это невозможно. Только кажется.

Абонент не отвечает или временно недоступен. Этот чертов абонент вообще как сквозь землю провалился, но сейчас Дев запрещал себе о нем думать. Настанет время, и отыщется. Главное, не спешить. Хорошие дела быстро не делаются.

Перед тем как обосноваться на этом уютном, а главное, удачно расположенном чердаке, он как следует пошлялся в подъезде дома напротив. Отыскал электрощитовую (к выкрашенной в черный двери со знаком «не влезай – убьет» на углу здания вела отдельная лестница), подергал ручки дверей, обшарил взглядом потолок в поисках камер видеонаблюдения. Ничего такого, что могло бы помешать плану, не обнаружилось, поэтому он взял из припаркованной в соседнем дворе машины бумажный пакет с едой, рассовал по карманам самое необходимое и забрался на место диспозиции, легко протиснувшись между прутьями решетки, которая отгораживала последний лестничный пролет от лазейки на крышу.

И вот теперь сидел здесь. В жалких двух сотнях метров от желанной цели, которая как раз оставила в покое телефон и вернулась к медитации над остывающим кофе.

Открыв бутылку колы, Дев сделал большой глоток, потом зачем-то начал сдирать этикетку.

Пять лет прошло. Наверное, ненормально так долго помнить. Но он помнил. И шум процессоров. И щелчки кнопок клавиатуры под пальцами. Вечную пустоту в желудке. И очерченное рассеянным светом монитора лицо Игни. Его неверные интонации, смешные ошибки. Уверенность, которую он внушал. Запах полыни.

Точно так же пахло от парня, который с пистолетом в руках заявился в его квартиру. Пока привязывал к батарее, голова кружилась от бешеного узнавания. Это чертово сходство двух душ… Не надо было с ним говорить. Не сдержался. «Свою жизнь нужно продавать задорого», – а у самого руки ходуном и в глазах такая круговерть, что еще немного, и сам догорал бы рядом. Тот парень выкрутился. Значит, Игни выжил тоже…

Теперь ему придется говорить. Дев его заставит. Он тысячу раз представлял себе эту встречу. Вплоть до малейших деталей – где будет стоять он, а где Игни, и как он спросит… Он спросит: «Как дела, брат? Куда пропал?» Только ответа так и не придумал.

Воображаемый Игни хранил то же высокомерное молчание, что и реальный. Как будто после всего, что случилось, бывший приятель стал для него слишком… непригодным.

Испорченным. Грязным.

Все эти пять лет Артем Девлинский стремился взять реванш. Каждый день он доказывал Игни, что хорош. Нет, сначала пытался забыть, но потом, когда в новом городе его снова попытались смешать с землей, быстро понял – своей жизнью вообще не следует торговать. Куда проще забрать чужую.

И он учился, учился в пику Игни, осваивал науку смерти с полной самоотдачей и непримиримой ненавистью к грубой силе, которая бросила его, живого, в могилу, и которой в совершенстве владел Ландер. Его триумф состоялся после знакомства с Виктором. В тот единственный раз, когда они встретились, печальный парень с бородкой Христа пил, не пьянея, и называл себя pater familias – отцом семейства, имеющим jus vitae ac necis – право распоряжаться жизнью и смертью всех членов своей семьи (то, что под семьей бывший воспитанник приюта подразумевает довольно широкий круг людей, в который входят и конкуренты по бизнесу в том числе, Дев понял уже потом). По навязчивому до головокружения запаху ладана Дев догадался, что Вик – чья-то вторая душа, но так никогда и не высказал свою догадку вслух, опасаясь отставки. Он ухитрился остаться чистым, когда машина несговорчивого чиновника взлетела на воздух, и все переполошились в поисках киллера. Кажется, кого-то даже посадили. И после, когда вспыхивали офисы с неугодными бумагами, ярко горели загородные дома и элитные иномарки приговоренных «патером фамилиас», имя аккуратного, шизоидно-внимательного к мелочам Артема Девлинского продолжало оставаться в тени, вернее, в дыму устроенных им пожаров.