Созвездие Хаоса - Татьяна Степанова

– Результаты экспертизы по делу Кацо пришли? – спросила Алла Мухина.

Эксперт выдернул из ушей крохотные наушники.

– Заключение химической экспертизы. – Он поднял лежащую сверху на кипе документов пачку печатных листов.

– И что там?

– Это насчет бумаги. Бумага крафтовая, оберточная, того же вида.

Катя слушала очень внимательно.

Бумага… о чем это они?

– Я как раз сейчас по клею с коллегой из ЭКУ разговариваю. – Эксперт ткнул пальцем в ноутбук. – Заключение химической экспертизы у них по клею тоже готово. Мы в мессенджере обсуждаем результат.

– Что с клеем? – спросила Мухина.

– Той же марки. Тот же самый химический состав.

– Один и тот же производитель?

– Нет, Алла Викторовна. – Эксперт смотрел на Мухину и Катю. – Тот же самый тюбик. Не просто схожий, а идентичный состав.

– Они уверены в ЭКУ?

– На сто процентов. Клей при вскрытии упаковки начинает подсыхать, внутри тюбика сразу образуются кристаллические образования, микроскопические. Коллеги в ЭКУ исследовали и сравнили оба образца – со стекла в доме и из тюбика. Это идентичный состав.

Со стекла?!

Катя ждала от Мухиной объяснений. Но та, казалось, медленно переваривала услышанное.

– Скажите сами весь свой вывод целиком, – попросила она наконец.

– Согласно заключению ЭКУ, образец клея на осколках стекла в доме космонавта Чеглакова, который пострадал от кражи, идентичен образцу клея из тюбика, что мы обнаружили в ящике на кухне дома Нины Кацо, – четко произнес эксперт. – Образцы бумаги, той, что были наклеены преступником на стекло, по многим параметрам совпали с образцами, что мы вырезали из куска оберточной бумаги, который тоже нашли на дне ящика в кухне. У бумаги один производитель. А вот клей идентичен по составу.

Алла Мухина прислонилась к стене.

– Я не могу в это поверить, – сказала она.

– С химической экспертизой не поспоришь, – эксперт снова глядел в свой ноутбук. – В ЭКУ обещают выслать заключение экспертизы по клею завтра.

Алла Мухина развернулась и пошла по коридору.

Кате было тоже трудно осознать то, что они только что услышали.

– Экспертиза не врет, – произнесла Мухина тихо. – И все опять встает с ног на голову.

– Вы хотите сказать, что… нет, это невероятно. – Катя ждала, когда Мухина сама все озвучит, как до нее умница-эксперт.

– Клей идентичен. Нина Кацо хранила его у себя на кухне. Клей финской фирмы. И рулон грубой оберточной бумаги. Эксперты изъяли их, когда мы осматривали дом. Изъяли, потому что… бумага привлекла их внимание. Вор, который залез в дом Чеглакова и все там перевернул, он же наклеил на стекло снаружи бумагу, прежде чем высадить окно. А теперь получается, что… Это Нина… Это она проникла в дом Чеглакова в его отсутствие и…

– Вас ведь сразу удивила ничтожность похищенного имущества, – напомнила Катя.

Она ощутила знакомый холод – но он был во сто крат сильнее на этот раз. Он поднимался снизу внутри ее, подбираясь к самому ее сердцу.

– Она что, спятила, что ли? – тихо спросила Алла Мухина. – Она… директор музея…

– Сестра убитой Евгении Бахрушиной, – сказала Катя. – Она…

– Там же весь дом перевернули! Что она искала в его доме?

Внезапно Катя услышала какой-то звук.

За спиной Мухиной – вид на коридор и на дежурку. Дежурный поднялся со своего места, увидев их, он отчаянно стучал по своему пластиковому стеклу, потрясая телефонной трубкой.

И сразу же во дворе ОВД резко и тревожно взвыла полицейская сирена.

Дмитрий Ларионов приехал в лабораторию очень рано. Он проснулся в пять утра – за окном царствовала темнота.

Василиса спала рядом. Свет ночника, который он включил в спальне, не разбудил ее. Она лишь повернулась, еще глубже пряча лицо в подушке. Дмитрий Ларионов приподнялся на локте и пару мгновений любовался обликом жены. Совершенством линий и пропорций ее тела, ее густыми волосами, разметавшимися во сне.

Он любил жену искренне и глубоко. Василиса была единственным человеком на свете после смерти матери и гибели отца в автокатастрофе, с которым он ощущал себя единым целым. Она выходила его после аварии, она спасла его от отчаяния и одиночества. Она снова наполнила их дом надеждой. Она подарит ему ребенка. И не важно, кто родится – мальчик или девочка, все равно это будет счастье.

Дмитрий Ларионов никогда не говорил с женой о силе и глубине своих чувств к ней. У них все же был современный брак – они понимали друг друга с полуслова, порой подшучивали друг над другом, спорили, беззлобно стебались, делили общие интересы, занимались сексом. Ему всегда казалось – она и так все понимает. Как понимала его мать.

Хотя Василиса совсем была не похожа на его мать. В какие-то моменты, сразу после свадьбы, это его сильно раздражало. А затем он привык, посчитав, что так даже лучше. Умная Василиса никогда не считала покойную великую свекровь соперницей в сердце Дмитрия. Ей хватало ума проявлять в этом вопросе редкий такт.

Она вообще была человеком тактичным. И это Дмитрий в своей жене очень ценил.

Оставив Василису в постели, он тихо спустился вниз. По дороге заглянул в детскую, которую они с женой еще не до конца покрасили и оборудовали.

На кухне, пока роскошная дорогая кофемашина готовила ему кофе, он думал об их будущем ребенке. Эти мысли были новы для него, но приятны.

Прожив большую часть жизни в роли обожаемого сына, он теперь готовился к тому, чтобы самому стать отцом. И это его тревожило и умиляло одновременно.

Как оно все будет? Как сложится?

В половине шестого он уже был на базе – оставил машину на стоянке и миновал пропускную синего корпуса, предъявив свой пропуск. Дежурная охрана не удивилась столь раннему его прибытию на работу. Охрану приучили, что в синем корпусе отсутствует строгий режим прихода и ухода и те драконовские меры безопасности, которым подчинялся оранжевый корпус и некоторые подземные сооружения.

В синем корпусе трудились ученые-теоретики и практики-экспериментаторы. Некоторые работали сутки напролет, другие засиживались допоздна и покидали базу лишь с рассветом. Третьи прибегали в лабораторию ни свет ни заря. Охрана синего корпуса привыкла и к странному виду молодых людей IT-племени – соратников Ивана Водопьянова. Некоторые из них ходили по корпусу в домашних тапочках, другие даже в холодные февральские дни щеголяли голыми ногами в сандалиях, «подпитываясь энергией земли». Кто-то носил пирсинг, кто-то постоянно жевал гамбургеры, литрами потребляя кофе. Годами после открытия ЭРЕБа миру охрану приучали на новый лад к тому, что ученые – биологи, нейробиологи, химики, программисты, фармацевты, генетики и прочая, прочая, прочая – это неформалы. Их внешний вид и повадки охраны не касаются, если, конечно, что-то не несет угрозу самой базе.