Мефодий Буслаев. Билет на Лысую Гору - Дмитрий Емец

– Тренируй память! – строго произнесЭссиорх. – Адриан фон Тошниотль – звездочей, решивший выткать на огромномплаще все без исключения звезды и стать всемогущим. Он трудился две сотни лет,выткал все созвездия, однако сильнее почему-то не стал. Тогда он вспомнил, чтона небе, кроме звезд, существуют черные дыры, и задумал прорезать их на плаще.Однако едва он коснулся его ножницами, прорезая первую дыру, как в тот же мигбесследно исчез.

– И больше не появился? – сбеспокойством спросил Мошкин.

– Ты очень правильно понял значение слова«бесследно». Ни в одном из известных миров Адриан фон Тошниотль так и не былобнаружен. Вот я и одолжил его имя на время. Просто забавы ради… Интереснобудет проверить, насколько хорошо на Лысой Горе помнят магчасть, – сказалЭссиорх.

Улита выглянула наружу. Темнеть еще неначинало, однако в небе обозначилась уже легкая тоскливая задумчивость.

– Пора! Кто куда – а я жениться! –сказала ведьма, направляясь к дверям.

– По-моему, кое-кто зациклился на этом«жениться». Третий раз слышу это слово за десять минут, – буркнула Ната.

Буркнула очень тихо. Ей еще хотелось жить.

Отряхнув с юбки сахар, Трехдюймовочка вернуласебе высокомерный вид. Она извлекла лорнетку и внимательно посмотрела на Ирку.Затем, не менее внимательно – на Антигона. Так благородная дама смотрит нащенка, который внезапно описался у нее в гостиной. Наконец, пробурчав что-то о русалках,которые невесть что себе позволяют, фея принялась разглядывать Матвея.

– Матвей Багров! Тот, кого всеищут! – произнесла она утвердительно.

– Да, это я.

– Ученик волхва? А, милостивый государь?Кажется, я видела тебя мельком у Мировуда, когда он брал с меня клятву? –спросила она.

– Он самый, милостивая государыня! –улыбаясь, в тон ей отвечал Багров.

Ворчливая толстая фея его забавляла.

– Так это тебя я вытащила из перстняалмазной пылью? М-дэээ, было на кого переводить пыль… Мальчишка! Мировуд нашелкому довериться! В крайнем случае, отдал бы Камень гномам. Они бы так спряталиего среди тысяч похожих, что и сами бы не нашли.

– Это-то и плохо. Камень Пути должен бытьв руках избранного. Среди гномьих сокровищ, лишенный внимания, не имея цели длясуществования, он вскоре утратил бы всю силу, – убежденно отвечал Матвей.

– Ну-ну, – сказала фея, не опускаялорнетки. – Я тебя проверяла! Похоже, простейшие сведения о Камне Мировудсумел-таки тебе вдолбить. Камень же, вне всякого сомнения, сделал тебя упрямееосла. Хотя, по-моему, и усиливать ничего особенно не надо было. На каждое словостарой больной женщины, – тут фея кокетливо кашлянула, – тывыстреливаешь десять своих. А теперь, может, скажешь: куда ты дел Камень?

– Он в надежном месте, – сказалБагров.

Ирке показалось, что он погрустнел. Как бымного он ему ни давал, Камень Пути явно не делал своего хранителя счастливым.Ирка подумала, что ее собственная судьба чем-то похожа на судьбу Багрова.Основной мотив повторялся назойливо, как в скверной пьесе. Сделай все длядругих – и ничего для себя.

– В очень надежном? Надежнее, чем угномов? – допытывалась Трехдюймовочка.

– Нет. Одно я знаю точно: я не отдам егоникому, пока я жив. Просто не смогу, – Багров сказал это так просто, безрисовки, без преувеличения, что Ирка поняла: так оно и есть.

Поняв, что ничего более определенного ей нескажут, Трехдюймовочка недовольно хмыкнула.

– И зачем же ты меня разыскал? Чемнесчастная обездоленная фея заслужила твое вельможное внимание? – спросилаона сердито.

– Я пришел защитить тебя. Ты вытащиламеня из перстня. Теперь я твой должник, – сказал Матвей.

Ирке нравилось, как он говорит. Спокойно, счувством собственного достоинства, хладнокровно, не поддаваясь на эмоциональныеуловки феи, стремившейся вывести его из равновесия и что-то выведать.

– Ах-ах-ах! Мой должник! И как же тысобираешься отдавать свой долг? Может, вернешь мне магию? – фея сердитомахнула бесполезным веером.

– Не исключено.

– Да-а? Ты отдашь мне то, что двенадцатьмагов отнимали у меня двенадцать часов подряд? Ты сильнее ритуалалишения? – истерично фыркнула фея.

– Боюсь, что нет. Твоей магии я вернутьне смогу. Но, возможно, сумею наполнить тебя похожей, ничуть не ниже покачеству. Вино, вылитое из стакана на землю, нельзя вернуть обратно, но можнонаполнить стакан новым вином, – отвечал Багров.

Трехдюймовочка надула щеки и с презрительнымзвуком «пууууф!» выпустила воздух.

– И ты сумеешь это сделать? Ты,мальчишка? Ты в курсе, какой уровень собственной магии нужно для этого иметь? Икакое мастерство?

– В теории – да, сумею. На практике – ниразу не пробовал. Но попытаться можно. Ты ничего не теряешь, – отвечалБагров.

– Вот-вот! – насмешливо сказалХаврон, которому почудилось, что он слишком давно молчит. – И я о том же!Я в теории тоже знаю, как стать чемпионом мира по боксу. Да только вотбейсбольную биту на ринг никто пронести не дает.

Матвей терпеливо посмотрел на него. Заметнобыло, что Хаврон нравится ему меньше, чем фея.

– Что вы имеете в виду? – спросил онподчеркнуто вежливо.

– Да вспомнилось тут про теорию… Был уменя приятель, по фамилии Подслепкин. Посуду мыл у нас в ресторане. Думающийтакой, грамотный мужик, теоретически подкованный. Бывало, все объясняет, как набирже из ста рублей сделать миллион. Прям проникнешься, как все просто илогично. Думаешь: а не бросить ли этот кабак к чертовой бабушке? Чего я тутфигней маюсь? А этот Подслепкин душу разбередит, стрельнет у тебя денег на пивои домой смотается раньше времени.

– Ну и что? Вывод какой? –нетерпеливо сказал Багров, зачем-то поглядывая на окно и словно прислушиваясь кчему-то.

– Плевать на вывод. Только он смотается,посетители начинают орать, что тарелки жирные и в вилках всякая дряньзастряла… – продолжал Хаврон.

Матвей Багров поморщился и, поняв, что другимспособом фонтан красноречия не заткнуть, сделал рукой несколько быстрыхдвижений, будто зашивал что-то иглой. Эдя замычал. Губы у него срослись в трехместах. В ужасе он метнулся к зеркалу.