Петербургские повести - Роман Сенчин

– Что там, а? – заскрипел голос старухи-хозяйки из глубины коридора. – Кто?

– Это ко мне! – не оборачиваясь, отвечает Игорь.

– Что по ночам-то? Дня нет…

– Сейчас закончим. – Пытаясь загородить собой девушек и парня, Игорь продолжает переводить глаза с озорной на равнодушную.

– Ну, берешь? – торопит парень.

– Да. – Игорь обернулся, старухи уже нет. – Да, вот эту, – и про себя добавил: «Каштанку».

Выбранная покривила губы – опять непонятно: расстроенно или презрительно усмехнулась или с инстинктивным удовлетворением, что она вот лучше второй…

– Ты как, один? – спрашивает парень.

– Один. Это коммуналка… живу один.

– На сколько берешь?

– На час… на час.

– Значит, – парень смотрит на часы, – в ноль сорок я возвращаюсь.

– Сейчас, погоди. – Игорь заскочил к себе в комнату, сверил время по будильнику. Да, сейчас без двадцати двенадцать… Достал из кармана пятисотку и три сотенных, вышел в коридор.

– Только не раньше. Через час…

– Добро. – Парень пересчитал деньги, кивнул: – Счастливо!

– Угу.

Девушка с каштановыми волосами проходит в квартиру. Игорь захлопнул дверь.

– Вот сюда. – Оказались в комнате. – Снимай куртку, садись.

Сняла куртку, осталась в белой полупрозрачной блузке. Хм, даже с кружевами какими-то. Села на стул.

– Вина будешь?

– Чуть-чуть, если можно…

Игорь плеснул в стаканы. Тоже сел. Взял сигарету.

– Куришь?

– Нет, спасибо.

Проклятое ледяное спокойствие. Даже не чувствуется, что в комнате посторонний человек, девушка. Он неторопливо рассматривает ее, она похожа на большую, одетую в человеческую одежду куклу. Лучше бы ту, озорную. Или нет?..

– Пей, – говорит Игорь.

Выпила. Вернула стакан на стол мягко, до странности беззвучно. Подняла глаза на Игоря, ими спросила: «Что, начнем? Время идет…» Он тоже осушил стакан, взглянул на будильник. Почти десять минут пролетело. И заводя себя, распаляя, он командует:

– Давай раздевайся.

Девушка встает и начинает расстегивать блузку. Спокойно и деловито. Игорь, отвалившись на спинку стула следит, как обнажаются ее плечи, грудь, живот.

– Презервативы у вас есть?

– А? – пугается и мгновенно холодеет Игорь – ведь о них, о самом главном, он совсем позабыл.

Опять ее непонятная, странная усмешка… Желто-розовая рука лезет в карман куртки, выкладывает на стол маленький цветастый пакетик. А глаза подбадривают презрительно и самодовольно, словно какого-то затравленного идиотика: «Не комплексуй, снимай штаны. Всё хорошо будет, я всё пойму, всю твою убогость и недоделанность».

Игорь быстро затыкал окурок в пепельнице, закрыл дверь на ключ. Стал стаскивать с себя одежду.

5

Холодный, злой дождь. Мечется, бьется о стены ветер; он, как ослепленный, заблудившийся великан, не знает, куда ему деться, он кружит по улицам, время от времени бросая в окна пригоршни крупных, крепких, будто они не вода, а камни, капель.

– Ох, что делается, – вздыхает Алла Георгиевна, отрываясь от книги, и ждет, что сейчас капли пробьют стекло, ветер ворвется в кафе.

Марина пишет на листе картона синим маркером: «Господа! Пожалуйста, закрывайте двери!» Дядя Витя слишком ослабил пружину, – лучше б уж хлопала эта чертова дверь, чем оставалась открытой, пуская холод и сырость.

Пусто, тихо в кафе, даже несмотря на яркий свет ламп, кажется, что здесь сумрак. Магнитофон выключен, не хочется сейчас никакой музыки. Развеселые песенки только подбавят тоски.

– Написала, – объявляет Марина. – Кнопки-то есть?

– Где-т были. – Алла Георгиевна выдвинула ящик под стойкой. – Где-т были…

Марина тем временем закурила. Хотела взглянуть на часы, но передумала, решила – попозже.

– Уж я этому Витьке! – не находя кнопок, ворчит начальница. – Поработал тоже… Еще и выпить дала… Тряпкой надо за такую работу. – Ящик с шумом закрылся. – Нет, нету!

Марина пожала плечами – нет, значит, нет. Алла Георгиевна вздохнула и взялась за книгу.

Пепел с сигареты упал Марине на фартук, она сбросила его дальше, на пол. Слюнявя палец, уничтожает сероватые пятнышки на малиновом синтетическом шелке кафешной санодежды.

Из кухни выходит Тайка.

– Никого? – удивляется.

Марина хмыкает в ответ:

– Нет, полный зал!

– Чего ты всё злишься? – Повариха спрашивает таким тоном, словно тоже ищет повод позлиться.

– Слышь, Тай, – зовет начальница, – у тебя там кнопки есть?

– Откуда…

– Ну, что-то, может, пришпилено? Надо вон на дверь объявление повесить, чтоб закрывали. Витька сделал, хуже только…

– Какой-то календарь старый висит, – вспомнила повариха, – сейчас.

Марина тушит окурок, смотрит на часики. Десять минут первого. За все утро было трое клиентов. Мужички похмелялись. Глотали по сотне граммов «Пшеничной» и убегали. Хороша прибыль…

– Закро-оют нас, – будто отзывается на мысли Марины Алла Георгиевна. – Ох, закроют…

По окнам похлестывает дождь. Тысячи пулек стучат в стекло. Вот ветер сменился, и капли хлипко замолотили по асфальту.

– О-ё-ё-ёй, – шепчет начальница.

Вернулась Тайка. На ладони несколько черных, покрытых запыленным жиром кнопок.

– Отодрала.

– Во, скорей приколите, – Алла Георгиевна слегка оживает. – Сейчас обед, хоть кто-то должен… И закрывай за ними.

Стоя на пороге, ежась от холода, Марина пытается прикрепить картонку на внешнюю сторону двери. Старые кнопки не входят в дерево, гнутся. Кое-как зацепила одной, остальные пришлось выправлять ножом… Нет, бесполезно – жала кнопок ломаются. Марина бросает нож.

– Ни фига!..

– Давай я попробую, – подгребает кнопки к себе Алла Георгиевна. У нее не получается тоже.

– Да, новые надо. А лучше – гвоздиками… И гвоздиков нету… Ладно, Витька придет, пускай делает, обормот.

– Хм, опять сделает, чтоб хлопала.

– Пускай уж лучше хлопает.

Марина заняла свое место на просиженном, шатком стуле. Размышляет теперь, закурить ли новую сигарету или же подождать. А чего ждать? Когда куришь, чем-то вроде как занята, и время ползет немного быстрее. Но курить не хочется, и так во рту – как черемухи зеленой объелась… Чем бы заняться?..

– Слушай, Марин! – так неожиданно радостен голос начальницы, что Марина вздрагивает. – Слушай, можно ведь жевательной резинкой приклеить! Нажуй вот, а потом приклеишь.