Король и спящий убийца - Владимир Гриньков

Заявление получилось дерзкое и в общем-то довольно рискованное. Мы еще не имели на руках доказательств своей правоты, одни только косвенные свидетельства, но телевизионщики, которым мы предложили этот материал, не колебались нисколько и в тот же день передали мое заявление в эфир. В течение последующих тридцати или сорока минут Светлане – единственному члену нашей съемочной группы, кого удалось разыскать, – сразу три телеканала предложили свои услуги для демонстрации документальной эпопеи, о съемках которой я объявил в своем заявлении. Мы были на виду. И в этом заключалось наше спасение.

Целых три дня ушло у меня на то, чтобы выяснить, где живет Орехов, и на изучение его образа жизни. У меня возникли кое-какие планы, и я уже начал их прорабатывать, но первым шагом должен был стать мой визит к Орехову. Я тешил себя надеждой на то, что прямолинейные действия способны привести к быстрому успеху.

Накануне визита мне слепили новое лицо. За образец мы взяли довольно качественный фотоснимок, напечатанный в ежедневном «Коммерсанте». Снимок был помещен в разделе криминальной хроники и являл всем любопытствующим физиономию главаря той самой банды, которая пыталась с нашей помощью одолеть «отморозков». После того как я обрел новый облик, работу гримеров пристрастно оценивала комиссия, состоящая из Демина, Светланы и Димы, которые одобрили проделанную работу.

– Не отличить! – признала Светлана.

Она единственная из всей тройки «экспертов» видела бандитского главаря в жизни, поэтому ее мнение представлялось мне особенно ценным.

Вечером того же дня Светлана привезла меня к дому, в котором жил Орехов. Уже два часа сидевший возле дома в засаде Дима сообщил, что Орехов вернулся с работы; его жену он тоже видел, зато не видел детей, но они волновали меня сейчас меньше всего.

Я поднялся к квартире Орехова и с замиранием сердца позвонил в дверной звонок. Для стороннего наблюдателя я сейчас был не Евгением Колодиным, а главарем бандитов, но сам-то я знал, кто я есть на самом деле, и по этой причине испытывал некоторое беспокойство.

Дверь мне открыл сам Орехов. Он был одет в спортивный костюм и обычные домашние шлепанцы и сейчас совершенно не походил на грозного прокурорского работника, даже во снах видящего, как за мной закрывается дверь тюремной камеры.

– Вам кого? – осведомился он и вытер жирные губы тыльной стороной ладони.

Судя по выплывающим из квартиры запахам, товарищ Орехов только что откушал котлетку.

– Не узнаешь? – осклабился я.

Эту кривую усмешку я сегодня днем отрабатывал целый час. Ни моя усмешка, ни обращение на «ты» Орехову не понравились.

– Вы, случаем, не ошиблись квартирой?

Размечтался!

– Ты Орехов, – сказал я. – Точно?

Ему не оставалось ничего другого, как подтвердить мою правоту.

– Может, в квартиру зайдем? Разговор не для чужих ушей.

Вот это Орехову, кажется, уже совсем не понравилось.

– Я вас не знаю, – сообщил он.

Я мог бы в два счета доказать ему обратное, но это пока не входило в мои планы.

– Знаешь, не знаешь – какая разница, – вполне миролюбиво сказал я. – Надо поговорить об Алекперове. – Я сделал паузу. – И обо всем, что с этим делом связано.

Выразительно посмотрел Орехову в глаза. И он дрогнул. Где-то он видел этот взгляд, что-то знакомое ему почудилось. Не узнал, но испытал беспокойство предчувствия.

– Заходите, – пригласил Орехов и посторонился, давая мне возможность пройти в квартиру.

Из кухни выглянула ореховская супруга. Вполне миловидная женщина. Интересно, знает ли она о том, что ее муж – подлец? Меня всегда неприятно удивлял тот факт, что у негодяев зачастую прелестные спутницы жизни. Или зло притягивает?

– Здравствуйте, – сказала она ангельским голоском.

Я с удовольствием ответил бы ей вежливо и с почтением, но не имел права выходить из образа, потому лишь с развязным видом подмигнул. Она тотчас исчезла, будто испугавшись.

– Сюда прошу, – пригласил Орехов.

Это была небольшая комната, служившая хозяину кабинетом, судя по стеллажам, заполненным книгами, среди которых, как мне показалось, едва ли не половину составляли разного рода юридические справочники.

Я сел в предложенное мне кресло и выложил на стол газету – ту самую, с фотографией бандитского главаря и крупной надписью над ней: «Евгений Колодин помог арестовать преступного авторитета». Орехов увидел заголовок, саму фотографию, перевел взгляд на меня – и вот теперь-то узнал своего гостя. Надо было видеть его лицо в эту минуту. Недоумение, испуг и еще что-то, чему я вряд ли смог бы подыскать определение.

– Не бойся, – сказал я. – Я не сбежал. Меня выпустили – под подписку о невыезде.

Это обстоятельство, наверное, не очень его успокоило, и все же испуга в глазах поубавилось.

– Братва меня в беде не бросила, – сообщил я. – Сделали все, что было в их силах. Но они не волшебники, и я поэтому до сих пор под статьей хожу. Не отвертеться мне, если не поможешь.

Я выразительно посмотрел на собеседника. В Орехове боролись сейчас два чувства. Одно подсказывало ему, что странного гостя надо выгнать. А второе не менее резонно говорило, что выгнать надо немедля. Мне пришлось вмешаться, чтобы предупредить возможные глупости с его стороны.

– Ты должен мне помочь, – как о чем-то само собой разумеющемся сказал я. – Как-никак в одной упряжке идем.

Последняя моя фраза повергла Орехова в совершеннейший шок. Он пытался постичь смысл услышанного – и не мог. Ясно было, что сказано нечто очень неприятное для него, но в чем тут подвох – это еще надо было расшифровать.

– Ты только не пытайся увильнуть, – посоветовал я. – Ты со своей стороны алекперовских хозяев прикрывал, я – со своей, но батрачили-то на одного человека.

Это был едва ли не самый опасный момент. Если я что-то понял не так или где-то просчитался – все должно было рухнуть с этой моей фразой. Все подозрения в отношении Орехова были основаны лишь на свидетельствах Мартынова и на поступках самого Орехова, которые удивительно четко укладывались в схему его возможных действий, если предполагать, что он действительно не по собственной инициативе взял меня в оборот.

– Вот мне хозяин и посоветовал обратиться к тебе, – с отчаянностью висельника продолжал я гнуть свое. – Свяжись, говорит, с Ореховым. Он же в прокуратуре работает, вот пусть и подскажет, как от тюрьмы лучше отвертеться.

На Орехова сейчас нельзя было смотреть без сострадания. Потемнел лицом, будто ему только что зачитали приговор и впереди – ничего, кроме долгих лет отсидки.

– Я не совсем понимаю, о чем идет речь, – проявил он осторожность.

Но он сейчас совершил большую ошибку. Если бы он меня выгнал, или пригрозил милицией, или хотя бы просто заорал и затопал ногами – все это можно было бы расценить как косвенное подтверждение его невиновности. Но он ничего этого не сделал. Он попросту тянул время и пытался прояснить для себя, кто таков его гость и что этот гость о нем, Орехове, знает. Он боялся, что, выгнав меня, он просчитается, и этот страх выдавал его с головой.