Лезвие вечности - Андрей Быстров

– А откуда вы знаете об ограблении?

– Ваша соседка сказала. Она мне и объяснила, как на дачу проехать. Но вернемся к стилету. Ваш отец мог где-то спрятать его.

– Повторяю, мне ничего не известно! Спрашивайте Левандовского. Может быть, они с отцом это обсуждали. Но вряд ли, зачем бы тогда потом они спрашивали меня…

– А как найти Левандовского?

– Охотно дам его адрес, чтобы вы оставили меня в покое!

Пока Антон разыскивал бумагу и ручку, взгляд Бориса блуждал по стенам квартиры, где висели портреты разныхвыдающихся личностей. Чтобы разрядить обстановку, Бо­рис указал на один из них.

– Антон, а кто этот явный буржуин?

– Этот? Луи Пастер, творец хорошего пива.

– Да ну? А вот этот?

– Антониони, итальянский режиссер.

– Вы увлекаетесь кинематографом?

– Да, но больше русским. Мои боги – Сокуров, Тарковский. Антониони – страсть отца. Его фильм «Блоу-ап» отец мог смотреть бесконечно. Это была его любимая кассета… Куда же ручка запропастилась? А, вот она. Получайте адрес Левандовского. Зовут его Илья Владимирович.

– Спасибо. – Борис спрятал листок в карман.

– И… приношу извинения за резкость. Но я действительно не в силах вам помочь…

Борис видел, что Антон колеблется, будто собирается сказать еще что-то, но не решается. Калужский поочередно смотрел то на девушек, то на Бориса.

– Борис, могу я поговорить с вами наедине? Всего несколько минут. Дамы не рассердятся?

– Мы пока посплетничаем, – успокоила его Ольга.

– Пойдемте в кабинет отца.

Плотно закрыв за собой дверь кабинета, Антон повернулся к Борису.

– Когда я лежал в больнице, ко мне приходил один человек. Он интересовался вами. Нет, он с вами не знаком, но вы видели его на даче. Тот, похожий на Бонда из «Золотого глаза».

– На Пирса Бросмана? Да, помню. – Борис вспомнил и то, как «похожий на Бонда», пропустив его через балкон, вырубил преследователя.

– Это англичанин, его зовут Стэн Долтон. Он предполагал, что вы найдете меня, и я обещал передать вам его просьбу.

– Просьбу?

– Просьбу позвонить ему, а также следующее: «Я не рассчитываю, что он позвонит сразу. У него нет оснований доверять мне. Но он попал в скверную историю, и она будет становиться все хуже. В конце концов у него не останется иного выхода, кроме как позвонить. Это не идеальный выход, но лучший из существующих». Таковы его слова, а вот номер телефона, написанный им собственноручно.

Борис взял протянутый Антоном листок.

– И это все? Он не сказал зачем…

– Нет. Это все.

– Что ж, благодарю. – Борис двинулся к двери, но Антон окликнул его.

– Борис!

– Да?

– Вы можете объяснить, что все это значит? «Могу, – подумал Борис, – хотя бы частично. Но к чему вам, господин Калужский, лишняя головная боль?» Вслух он произнес:

– Я многого не знаю. Но, поверьте, не так страшен черт, как его малюют. – Святая ложь во спасение. Борис открыл дверь в гостиную. – Идемте, – обратился он к Тане и Ольге. – Еще раз спасибо, Антон.

На улице Борис рассказал девушкам о сообщении Антона и продемонстрировал листок с телефонным номером.

– Это московский телефон Джека Слейда, – заявила Таня. – Долтон – его псевдоним.

– Ага… Мистер Слейд хочет вступить в клуб. Не назначить ли ему приемный экзамен?

– Не сейчас, – ответила Таня. – На очереди Левандовский.

К Левандовскому отправились на метро. По дороге Бо­рис упорно молчал. Его не покидало ощущение, что в разговоре с Антоном прозвучало что-то важное, даже ключевое, а он никак не мог сообразить, что именно. Снова и снова вспоминал он все подробности недолгой беседы. Что же, что?

На звонок в квартиру Левандовского никто не отозвался.

– Подождем? – не то спросил, не то предложил Борис.

– Подождем, – согласилась Таня, – но не на улице. Поднимемся по лестнице и подождем на площадке – из окна увидим, кто входит в подъезд.

Левандовский прибыл через час. Когда он вставлял ключ в замочную скважину, Борис тихо позвал:

– Илья Владимирович! Ученый вздрогнул.

– Кто, кто… – забормотал он. – О! Это вы…

– Я, – подтвердил Борис. – А это Таня и Оля, мои ассистентки-сестрички.

– Но что вам нужно?

– Вы не пригласите нас к себе?

Левандовский поколебался, но уступил. Если он и должен опасаться этих людей, все равно уже поздно: он перед дверью квартиры, и ключ в замке.

Дверь за собой он запирал тщательно, на два оборота и задвижку.

– Итак, молодые люди, чем могу служить?

– Мы ищем стилет, украденный из египетского музея, – сказал Борис.

– А почему вас интересует стилет? – недружелюбно спросил Левандовский.

– Мы намерены вернуть его в музей. – Борис отметил, что на упоминание о краже Левандовский не среагировал.

– Похвальная забота о египетском музее… Молодые люди, я ни о чем не стану вас расспрашивать, уверен, ответы у вас наготове. Но мне тяжело говорить о стилете. Я хочу поскорее забыть весь этот кошмар. Я не верю в мистику, но на стилете проклятие. Двое из тех, кто касался его, Костров и Калужский, уже мертвы.

– Костров?

– Михаил Костров, которого застрелили на даче. Это он привез стилет из Египта. Не думаю, что он замешан в краже. Костров был коллекционером, я иногда консультировал его. Он оставил стилет мне, попросил оценить.

– И вы оценили?

Левандовский замялся. Он помнил о просьбе сотрудника ФСБ Мищенко не слишком заострять внимание на стилете в разговорах, но ведь речь шла не о любых разговорах, а о разговорах с милицией, представителями властей. А коль скоро его посетители знают о краже, им и без Левандовского не составит труда заглянуть в музейный каталог. Возможно, они уже сделали это, и разыгрывать неведение ученому-египтологу было бы глупо.

– Страховая стоимость экспоната, – сказал он, – пятьдесят тысяч долларов.

– Ого! Как же стилет мог попасть к Кострову, если он, по вашему мнению, в краже не замешан?

– Не знаю. Он говорил, что купил его в Каире за сорок фунтов. У него теперь не спросишь.

– И вы отдали стилет профессору Калужскому. Зачем?

– Я отдал его, чтобы… чтобы…

– Чтобы профессор подключился к расшифровке криптограммы, не так ли? – помог Борис.