Сибирское дело - Сергей Булыга

Но долго так лежать не было никакого терпения, поэтому Маркел ещё немного подождал, а после осторожно приподнялся и увидел, что они плывут уже по самой середине Иртыша. Яков тоже выглянул, осмотрелся и сказал, что версты через две-три по правую сторону будет аул, вот только он не помнит, зимний это аул или летний. На что Маркел ответил, что им теперь не до этого, им надо приставать к любому, хоть и летнему, и скорее разживаться вёслами, иначе далеко они не уплывут. А пока что вместо вёсел можно взять скамьи.

Они так и сделали – оторвали от лодки скамьи и стали ими грести. Но делать это было очень неудобно, скамьи были короткие, а борта в лодке высокие, нужно было далеко высовываться, чтобы достать до воды, и можно было перевернуться. Но Господь миловал, они не перевернулись, а благополучно догребли до того аула, он оказался зимний, пустой, они причалили к берегу, выбрали себе самую лучшую лодку, взяли к ней вёсла и погребли дальше. И так гребли весь день, никого на реке не встречая, а если замечали впереди на берегу аул, то сразу поворачивали и объезжали его. Гребли весь день без продыху, умаялись, оголодали. Вечером пристали к берегу, спрятали лодку в кустах, набили рыбы побольше, запекли и съели всю, с костями. И сразу завалились спать, хотя поначалу Маркел думал, что ему после вчерашнего нужно быть настороже, и поэтому он сперва только притворялся, будто спит, а сам держал нож наготове. Но Яков, было слышно, крепко спал, посапывал, и Маркел, не удержавшись, убрал нож, лёг поудобней, прочёл «Отче наш» и тоже заснул. То есть понадеялся на Бога.

И не ошибся – утром проснулся живой, невредимый и с царёвой саблей под боком. Яков уже возился у костра, готовил перекус. Перекусив, они вытащили лодку из кустов и поплыли дальше. И опять весь день было спокойно. Только один раз случилась незадача – это когда по правому, по Кашлыкскому берегу, по дороге, скакали конные удальцы и некоторые из них постреливали из луков, хоть Маркел с Яковом уже успели отгрести подальше. Смотреть на летящие стрелы было очень неприятно, одно только тешило – что они были уже на излёте, от них было легко увернуться. Но конные смеялись и опять стреляли и стреляли. И этих конных было очень много, они всё ехали и ехали, и, казалось, им конца не будет. Так что неизвестно, чем бы это кончилось, но тут Иртыш вновь повернул, дорога тоже повернула, конные пропали за деревьями, и стало спокойно. Яков сказал, что это не татары, а муголы, потому что у них и кони совсем другие, и упряжь, и луки.

– Это люди Сейдяка, – прибавил Яков. – Ох, беда будет Кучуму!

Маркел молчал, он думал о другом – о том, как сохранить царёву саблю.

Больше в тот день ничего приметного не случилось, и только уже вечером, когда начало темнеть, справа впереди показалось зарево. Оно всё росло и росло.

– Это Кашлык горит, – сказал Яков. – Вот и добрался Сейдяк до Кучума.

А Маркел сказал, что это, может, и к лучшему, потому что татарам теперь будет не до них, они легко проскочат мимо Кашлыка, и велел грести бойчее.

Стало ещё темней. А зарево поднялось ещё выше и стало ещё кровавее. Маркел и Яков гребли, прижимаясь к левому, противоположному берегу.

А потом они увидели горящий Кашлык. Это было очень необычное зрелище, Кашлык ведь стоял на высокой горе, и теперь свет от него освещал всю округу. Огонь был красный с золотом, и Иртыш стал таким же. Казалось, что ещё немного, – и загорится вода. Маркел велел держаться ещё ближе к берегу. На той, правой, стороне бушевал пожар, кричали люди, грохотали бубны, искры летели во все стороны, а там, где плыли Маркел и Яков, было совершенно тихо, и казалось, что пожар им только представляется. Но вот повернулся ветер, и вначале потянуло гарью, потом полетели хлопья пепла, потом повалил густой дым. Дым это хорошо, думал Маркел, в дыму их совсем не будет видно, в дыму они легко проскочат.

И так оно и случилосьь. Где-то к середине ночи их лодка выбралась из дыма на чистое место, Маркел и Яков сразу положили вёсла, отдышались, а потом опять взялись грести. Отблески пожара на воде были уже не такие яркие, потому что пожар почти кончился, Кашлык догорал. Яков сказал, что Сейдяк одолел Кучума и завтра прилюдно посадит его на кол. Маркелу это было всё равно, он думал про царёву саблю. Клонило на сон. Так ведь, шутка ли, гребли день и ночь почти без остановок! И Маркел велел причаливать. Они пристали к левому, конечно, берегу, спрятали лодку, подкрепились рыбой и заснули.

Когда Маркел проснулся, было уже совсем светло, светило солнце. Они лежали на траве, на берегу, то есть у всех проезжих на виду, так что слава Тебе, Господи, что проезжих тогда не было. А если обернуться и посмотреть на Кашлык, то было видно, как над горой клубится редкий дым. Яков опять стал говорить, что одолел Сейдяк и что там теперь начнётся совсем другая жизнь, привольная…

А Маркел велел садиться в лодку. Они сели и поплыли. Плыли целый день, сильно устали. Зато вечером доплыли до того места, где в Иртыш впадает Тобол. Теперь им нужно было поворачивать на Тобол и плыть вверх по нему, то есть против течения. Ну а там дальше, думал Маркел, скоро покажется Тавда, ещё дальше Лозьва и так далее – и дом!

А пока они остановились прямо на мысу, справа от них был Иртыш, слева Тобол. Маркел не таясь развёл костёр, потому что места там были дикие, необжитые. Перекусили рыбой, как всегда, и легли отдыхать. Маркел лежал, смотрел в небо, слушал плеск воды и думал, что когда вернётся домой, три года рыбу есть не будет! И заснул. Спал как сквозь землю провалившись.

Назавтра плыли вверх по Тоболу. Яков этих мест не знал, Маркел не помнил, поэтому они держались стрежня и весь день не приставали к берегу – на всякий случай.

Вечером, за ужином, Яков непривычно молчал. Почему так, Маркел не спрашивал. Вдруг Яков сам заговорил. Сперва он сказал, что это Маркел плыл по Тавде, то есть вдоль Большой татарской дороги, как это здесь называется, а вот Ермак плыл по Туре, по так называемой Старой купеческой тропе, откуда его никто не ждал, а он от Камня спустился прямо к Чинги-Туре, бывшей сибирской столице, и разорил её и сжёг, а после вышел сюда, на Тобол. Вот такие, сказал Яков, есть две дороги в Сибирь и обратно. А есть ещё и третья, дальняя, это надо от Иртыша не сворачивать на Тобол, а плыть дальше куда плывётся, и так заплывёшь на реку Обь. Обь – река очень большая, шириной вёрст десять, не меньше, и вот по этой Оби, по быстрому течению, надо плыть на север, сорок дней, а там, по левую руку, будет река Сосьва, надо подняться по ней, а с неё через совсем уже низкие горы перевалить пешком на нашу сторону, на реку Печору, и это уже почти дома, уже почти Устюг.

– А от Устюга, – прибавил Яков, – и слепой в Москву зайдёт!

– К чему ты это всё? – спросил Маркел.

– Так, – сказал Яков, – ни к чему. Просто я, когда у Бикеша сидел, про всякие дороги у татар выспрашивал. А вот теперь тебе рассказываю, вдруг пригодится. Тогда ты придёшь в Можайск и расскажешь им про брата.

– Нет, это ты уже сам! – сказал Маркел. – Вот приедем, и иди в Можайск, а у меня служба, кто меня в Можайск пошлёт? Это от Москвы не близко.