Сибирское дело - Сергей Булыга

Яков на это только усмехнулся. Тем тот день и кончился, они легли спать и почти сразу заснули.

Назавтра день выдался сырой, пасмурный. Маркел сказал, что это хорошо, в такую непогодь тетива отсыревает, и стрелы летят недалеко.

– Это смотря у кого, – сказал Яков. – У некоторых ещё как летят.

Маркел не стал спорить. Они сели в лодку и поплыли. Против течения грести было непросто, не до разговоров было, плыли молча. Но вскоре Яков вновь разговорился, начал опять рассказывать о том, что Маркелова дорога вверх по Тавде хороша, конечно, но Ермаковская дорога по Туре много лучше и спокойнее. На Тавде, продолжал Яков, сидят буйные вогулы, а на Туре никто не сидит, был там городок Чинги-Тура, но Ермак его разбил и разорил, и теперь нет там никого, а Тура что, это сразу за Тавдой, ещё сорок вёрст вверх по Тоболу по ту же правую руку, там сворачивай и дальше плыви по той Туре до самого Камня, и никого по берегам не встретишь, такие там места глухие, необжитые. Маркел молчал. А что было говорить?! Он же уже сколько раз говорил, что на Тавде, в Лабутинском городке, сидит Василий Шуянин со своими казаками, поэтому надо только добраться туда и, считай, они уже почти домой вернулись. Но каждый раз, как только Яков это слышал, он сразу мрачнел и замолкал. И это понятно, думал Маркел, Яков боится встречаться с Шуяниным, Шуянин же сразу начнёт спрашивать, каким это чудом Яков вдруг остался жив, когда там, на Атбаше, всех его товарищей поубивали. И что Яков на это скажет? А что Маркелу говорить? Грешить на правду, выгораживая Якова? Или сдавать его Шуянину, и пусть тот со своими казаками судит его по казацким законам, а это в куль да в воду. Как быть?! Много Маркел об этом раньше думал, и в тот день опять задумался…

Как вдруг услышал – сзади закричали по-татарски:

– Стойте, собаки! Вы куда?!

Маркел оглянулся и увидел, что по берегу скачут конные татары с луками наизготовку. Татар было не меньше десятка, берег был близко. Маркел крикнул:

– Гребём! Навались!

И зачастил веслом, и зачастил. Так же зачастил и Яков, они гребли дальше от берега, к стрежню. Татары стреляли. Стрелы пошоркивали рядом, в брюхе становилось холодно. Ну да что поделаешь, такая служба, думал Маркел и грёб изо всех сил. Яков тоже старался как мог. Яков грёб на носу, а Маркел на корме, они всегда так становились. А татары, перестав стрелять, поскакали вперёд. Заскочив вперёд шагов на сто, они остановились, развернулись, подняли луки и изготовились. Потом, когда лодка приблизилась, опять стали стрелять. Стрелы свистали всё ближе и ближе. Эх, думал Маркел, перекреститься бы, но руки были заняты – и не крестился, а грёб. Берег с татарами всё отдалялся и отдалялся, пошёл мелкий дождь, стрелы летели мимо, а которые и вовсе не долетали.

– Я же говорил, – сказал Маркел, – в дождь из лука не очень-то постреляешь!

– Да и из пищали тоже, – сказал, оглядываясь с носа, Яков. И продолжал: – А вот у них стрелы кончаются. Смотри!

Маркел оглянулся. Татары в самом деле стреляли уже не так часто, как вначале, а, остановившись на бугре, подолгу целились, прежде чем сделать выстрел. Но всё равно не попадали. А тут ещё поднялся ветер, стрелы начало сносить. Маркел стоял на корме, оглядывался на татар и, усмехаясь, видел, как вот они уже поопускали луки, и только один из них, крайний, поднял свой лук и начал целиться. И вдруг Маркел подумал: это смерть! Сейчас она его убьёт! В горло вопьётся! В кадык! Татарин выстрелил! Стрела взлетела, Маркел хотел отшатнуться, но вдруг застыл как вкопанный, остолбенел, стрела вжикнула над ухом и исчезла. И там, у Маркела за спиной, что-то тяжело упало в воду. Маркел оглянулся – и не увидел Якова! Маркел кинулся вперёд по лодке, взбежал на нос, глянул по сторонам… И увидел весло Якова. Оно проплыло вдоль борта, медленно развернулось и поплыло дальше. Татары начали громко кричать и свистеть. Маркел опомнился, опять схватил своё весло и начал грести уже один, стоя посреди лодки. Рядом, на скамье, лежала царёва сабля в дерюжке. Эх, Яков, думал Маркел, а ведь не ошибся, смерть издалека почуял.

Пошёл сильный дождь. Берег был уже чуть виден, но Маркел всё же рассмотрел, как татары развернулись и поехали обратно. Маркел левой рукой перехватил весло, а правой перекрестился. Посмотрел на небо, правильней, на тучи, и опять перекрестился. Потом снова взялся за весло и начал грести к берегу – противоположному тому, по которому уезжали татары.

Дождь вскоре кончился, но было по-прежнему пасмурно. Маркел грёб не спеша, размеренно, стараясь ни о чём не думать, а только считал гребки, досчитывал до ста и начинал сначала, а после опять начинал, и опять. Да и о чём было думать и о чём вспоминать, если он даже не видел, как убили Якова, а только слышал, как тот упал.

Да! И в воду Маркел тоже не смотрел, на всякий случай. А по сторонам смотреть было неинтересно, там всё время виделось одно и то же – густой лес, по большей части лиственный, который подступал к самой воде. Так Маркел плыл дольно долго, время приближалось к вечеру.

Вдруг Маркел краем глаза заметил светлое пятно. Он повернулся и увидел, что это на одном из деревьев виднеется свежий затёс, а на нём выжжен так называемый «тарак» – перевёрнутый трёхзубый гребень. Такой же знак был и на ханской тамге, вспомнил Маркел, обернулся и на противоположном берегу увидел ещё один тарак. Вот почему татары тогда повернули, подумал Маркел, это их земли здесь кончаются. От такой мысли стало веселей, Маркел заулыбался, стал шире грести.

Но так продолжалось недолго, потому что ещё через сотню-другую гребков он увидел стоящего на берегу деревянного болвана. Маркел сразу перестал улыбаться, перекрестился и нахмурился.

Правда, когда он поравнялся с тем болваном, то ясно рассмотрел, что болван старый, неухоженный, никаких подарков возле него не лежит, и губы у него сухие, серые. Маркел обернулся на противоположный берег и увидел, что и там стоит болван, но он сильно наклонён, почти к самой земле, как будто кто-то хотел его вырвать, да почему-то не успел или просто поленился. Маркел снова улыбнулся и подумал, что это дела шуянинских людей, они показали вогулам, кто здесь хозяин, и ещё не раз покажут. Так что зря Кучум болтал про то, будто вогулы собрали несметное войско, чтобы перебить лабутинских казаков всех под корень. А вот и нет! Жив Шуянин, живы и его казаки! Зато что с Кучумом будет, это ещё надо посмотреть, может, его и в самом деле Сейдяк на кол посадит! С такими мыслями Маркел проплыл ещё немного и, так как уже начало смеркаться, пристал к берегу и спрятал лодку, отдельно спрятал саблю, набил острогой рыбы, запёк её на костре и поел, лёг и приготовился заснуть.

А не спалось! Всё время лез в голову Яков со своим старшим братом Максимом. А ещё лез Бикеш, который хотел отсудить у Маркела его левую руку по локоть. Лез Кучум, который со злорадством говорил, будто бы вогулы перебили всех казаков до единого. Лез Гурий Корнеевич… Тьфу! Одним словом, тогда была не ночь, а одно наказание. Маркел утром поднялся злой, не выспавшийся, перекусил безо всякой охоты, попил из ручья, из ладошек, сел в лодку и поплыл дальше.