Радуга и Вереск - Олег Ермаков

— Возьмите, ради всех святых, такой ракурс, чтобы и костел был виден, — попросил врач. — Пока его окончательно не развалили здешние силы.

— Нечистые? — тут же встряла девочка.

Врач с улыбкой потрепал ее по щеке и ответил, что точно может сказать про них одно — саморазрушительные.

— Как это? — не поняла девочка.

— Потом я тебе объясню.

Втроем они отошли в строну от собачьей будки, Косточкин присел, выстраивая кадр… обреченный на слепоту. Такого с ним еще не бывало. Обычно на свадьбу он брал с собой две камеры на случай отказа техники. Но его «Никоны» — d800 и старичок d90 — прямо на свадьбах ни разу не подводили. У старичка d90 после ста двадцати с чем-то тысяч срабатываний полетел затвор, но произошло это во время обычной прогулки с Мариной. Этим верным фотоаппаратом Косточкин снимал все свои первые свадьбы, поначалу одним им, денег не было. А потом заработал на 800-й, а старичка d90 отнес в ремонт, и его быстро и за совсем небольшие деньги поставил на ноги мастер Алекс Терминатор, такая кличка у него была: редко кто его видел без лупы-монокля в глазу. Видимо, придется нести ему и дворянчика восьмисотого. Но как же быть сейчас? Трудягу Девяностого Косточкин в этот вояж не взял — зачем, на три-то дня? Тем более такая расслабленная съемка. Он надеялся, конечно, запечатлеть что-нибудь для себя, как говорится. Эта надежда всегда где-то тлела… Потому и взял все-таки Восьмисотку.

И вот.

И он продолжил съемку.

Косточкин чувствовал себя… Кто, Колумб, что ли, вел корабли все дальше и дальше, уже зная, что вышла промашка и они заблудились? Или кто? Васко да Гама?

Да не стоит преувеличивать, ручная-то фокусировка есть, правда вот беда в том, что зрение у Косточкина не стопроцентное, очки он не носил и полагался всегда на автофокус. Значит, наверняка будут косяки. От дня рождения придется как-то отказываться.

Поставил вспышку.

— А вот и птичка! — воскликнула девочка радостно, когда их лица озарил серебряный свет.

…Наконец он остановился, чувствуя себя настоящим шарлатаном.

— А уже можно посмотреть? — подбежав к нему, спросила девочка.

— Понимаешь ли, Вероника, — проговорил Косточкин, стараясь придать голосу профессорский вес, — у фотографов есть такое правило: не показывать ничего сразу.

Девочка почему-то захохотала, оглядываясь на своих родных, и, хлопая в ладоши, запела: «По всему известна свету / Луковиц семья:/ Чиполлучча, Чиполлетто, / Чиполлоччьо, Чиполлотто / И, конечно, я». Хрупкая девушка и ее могучий брат улыбались. Косточкин, подчиняясь интуиции, снова приник к видоискателю и сделал кадр. Черный квадрат. Но это только на экране фотоаппарата, а что покажут другие экраны, еще неизвестно.

Наконец эта фотосессия была закончена.

— Пойдемте, я вас подброшу до гостиницы, — сказала девушка.

Косточкин поблагодарил и ответил, что ему надо еще в другое место.

— Куда?

— Довезем, довезем! — говорила девочка. — Вперед, все на субмарину.

Вчетвером они вернулись к автомобилю.

— Неужели поместимся? — спросил Станислав.

Его сестра хмыкнула.

— Па, Пыжик только кажется крошечным, — сказала девочка, таща его за руку к автомобилю.

— Так это птичка или рыба? — спросил с улыбкой врач.

— И то и другое, веселая субмарина! — ответила девочка.

«Пежо», прочел Косточкин марку автомобиля. Врач собирался сесть рядом с сестрой, но, увидев на сиденье фолиант, передумал и открыл заднюю дверцу. Косточкин сел впереди. Мотор завелся. Девушка спросила, куда ехать. Косточкин растерялся, он не знал названия улицы. Принялся объяснять. Девушка быстро сообразила.

— Вечерняя съемка? — поинтересовался врач.

— Нет. Визит вежливости, — откликнулся Косточкин.

Девочка снова потребовала отрядную песню, и девушка включила музыку.

In the town where I was born

Lived a man who sailed to sea

And he told us of his life

In the land of submarines[179], —

запели битлы.

А когда зазвучал припев, девочка тут же принялась подпевать и требовать, чтобы и остальные подпевали.

We all live in a yellow submarine,

Yellow submarine, yellow submarine,

We all live in a yellow submarine,

Yellow submarine, yellow submarine[180].

Косточкин думал, что отрядной песнью будет песенка про Чиполлино. Это все было довольно забавно. Правда, «Пежо» все-таки скорее цвета апельсиновой корки.

— Ну и как вам город? — сквозь музыку спросила девушка.

— Есть что посмотреть, — ответил Косточкин.

— Если смотреть сквозь пальцы, — сказал с усмешкой Станислав, оглаживая бородку.

— А я в него влюблена! — откликнулась девушка.

— В кого ты влюбилась, Янка? — бросив петь, спросила девочка.

— Ну, живя в Москве и бывая здесь раз в три года, можно, конечно, проявлять снисхождение, — заметил врач. — Тем более что великий дворник зима покрывает все свинство.

— Ну опять те же ворчания! — ответила девушка. — Возьму и останусь здесь навсегда.

— Правильно! — поддержала ее девочка.

— А что здесь делать банкиру? — иронически улыбаясь, спросил врач.

— Открыть филиал, — не задумываясь, ответила девушка.

— Где? В этой инвестиционной дыре? Мы занимаем одно из первых мест среди должников. Отношение долга к доходам — больше ста процентов.

Девушка поморщилась.

— Как же я не люблю все эти бездушные цифры.

— За ними реальность. И, следовательно, души. Хотя бы и наши. И безудержное воровство. Два года назад город отметил тысячу сто пятьдесят лет. Вы, Павел, может быть, в курсе? На юбилей центр выделил девятнадцать миллиардиков, а? А что толку. Работы начались заранее, но смоляне просто не справлялись с освоением таких деньжищ. Москва требовала сметную документацию, где было бы все четко и ясно прописано, куда, кто и как. А тут шли бесконечные заседания каких-то групп, подгрупп, комиссий — и пшик! Никто не мог такую документацию представить. Умственный коллапс! — Станислав постучал себя по голове.

— Подъезжаем, — с облегчением сказала девушка. — К этому дому?