Шкатулка хитросплетений - Терри Брукс

Бен покачал головой:

— Мы сами это сделали, каждый с самим собой. Лабиринт сделал его возможным. Волшебство отняло у нас память, когда мы были посланы сюда из Сердца. Помните? Там был мужчина со Шкатулкой. Были записки, которые мы якобы написали друг другу, — приманка, которой зарядили ловушку, куда нас заманили. Какие-то чары захватили нас и отправили сюда, в Шкатулку…

— Да, теперь я помню! — прорычал Страбон, который, несмотря на то что он теперь знал, кто он, все равно не походил на дракона. — Я помню человека и его Шкатулку и как волшебство заманило нас, словно рыбу в сеть! Какая мощь! Но зачем это сделано? Посмотри на меня! Как меня можно было настолько изменить?

Бен опустился перед ним на колени. Поляна затихла и затаилась. Казалось, их мир остановился и замер.

— Мы находимся в волшебных туманах, — тихо сказал он. — Подумай о том, какими мы кажемся. Мы стали такими, какими больше всего боялись стать. Ты — чудовище, презираемое и ненавидимое, изгнанник, на которого никто не хочет смотреть. Тебя все преследуют, обвиняя во всем, что не находит иного объяснения. И ты не можешь летать, правда? Твои крылья у тебя отняты. Разве тебя не страшила перспектива оказаться прикованным к земле? Полет всегда давал тебе возможность побега, как бы ужасно все ни оборачивалось. А здесь у тебя обманом отнято даже это. — Он помолчал. — Посмотри на меня. Я то, чем больше всего боялся стать. Я защитник короля, его избранный разрушитель, убийца его врагов, безымянный и лишенный всего, кроме боевых навыков и желания ими пользоваться. Даже мои доспехи превратились в оружие, в чудовищное явление, называемое Маревом, которое уничтожает всех врагов, угрожающих мне. Я больше всего на свете боюсь убийств, но для меня они стали реальностью.

Он замолчал, не желая добавить что-то еще. Они не знали, что он сейчас — это Паладин. Им было известно только, что Паладин служит королю. Он не скажет им всего.

— Ночная Мгла, — мягко сказал Бен, снова поворачиваясь к даме. Она сжалась, как загнанный в тупик зверек. — Чего ты боишься больше всего? Что тебя пугает? Конечно, потеря волшебства. Ты это говорила. Но есть и еще что-то…

— Молчи! — крикнула она.

— Человечность, — бросил Страбон. — Она теряет силу, когда признает, что она человек. Ее чувства делают ее слабой, они крадут у нее власть. Она не может позволить себе чувствовать. Она не смеет быть нежной и мягкой, дарить любовь…

Ночная Мгла кинулась на него, царапая ногтями морду дракона, но Бен оттолкнул ее, повалил на землю и прижал, пока она плевалась и вопила как безумная. Ночная Мгла изменилась во многих отношениях, думал он, удерживая ее. Бен никогда не сумел бы этого сделать в Заземелье: там Ночная Мгла была в десять раз сильнее его. Да, она действительно потеряла свою силу.

Наконец она затихла и отвернулась. По ее бледному лицу струились слезы.

— Я вечно буду тебя ненавидеть, — чуть слышно прошептала она. — За то, что ты со мной сделал, за то, что ты заставил меня чувствовать… И все это была ложь, чудовищный обман! Что я могла быть к тебе неравнодушна, могла полюбить тебя, могла сблизиться с тобой, как женщина сближается с мужчиной… Как я могла быть так глупа? Я вечно буду ненавидеть тебя, Холидей! Я никогда об этом не забуду.

Бен поднялся и оставил ее лежать на земле. Она так и не повернулась к нему. Он не мог бы сказать ничего, что помогло бы ей. То, что она вынуждена была что-то почувствовать по отношению к Бену, было непростительно, как и то, что она ошибочно могла считать его своим возлюбленным. Не важно, что она чувствовала прежде. Пропасть, которая между ними разверзлась, никогда не исчезнет.

— Лабиринт — это часть волшебных туманов. — Он поправил свой плащ, сбившийся во время борьбы с Ночною Мглой. — Во сне меня позвала Ивица. Она вызвала меня из другой области туманов. Когда я к ней пришел, я ощутил, что то место, где находилась она, и то, где был я, соединены. Я вспомнил, как волшебные туманы действуют на людей и на тех, кто ушел из их мира. Они используют против нас страх, меняя нашу сущность, полоняя нас, создавая такие видения, которые сводят нас с ума. Там, где нет иной реальности, кроме той, которую мы создаем сами, воображение ведет игру с нашими чувствами. Особенно со страхом. Когда это происходит, мы гибнем. Мы не можем управлять этим волшебством так, как это делает народ эльфов. Когда-то они мне об этом рассказали. Они предостерегали меня против такого страха. — Он сделал глубокий вдох. — То, куда мы попадали во время наших скитаний, то, что мы делали, кого встречали, — это все ненастоящее. Или ненастоящее за пределами лабиринта. Понимаете? Мы это все придумали, с начала до конца! Вместе или порознь, уж не знаю. Горожане, речные цыгане, шишиги — это все воплощение существ из Заземелья. Народ Зеленого Дола, потомки эльфов, скальные тролли, кыш-гномы.., или еще кто-то. Их не существует нигде, кроме нашего сознания, или этих туманов, или этой тюрьмы, в которую мы попали.

Страбон покачал головой:

— Волшебные туманы не подействовали бы на меня и на ведьму так, как на тебя. Мы ведь сами — волшебные существа. Но посмотри на меня! Я изменялся сильнее, чем ты! И не меньше тебя изрешечен страхами. Но я этого не понял! А должен был бы понять, ведь я свободно прохожу сквозь туманы, перемещаясь из мира в мир. Ночной Мгле, может, и запрещено входить в туманы, но мне — нет. Нет, Холидей. Тут есть что-то еще.

— Тут есть Шкатулка! — бросил Вен. — Шкатулка — это нечто большее, чем просто вместилище туманов. Это ловушка, достаточно прочная, чтобы удержать таких, как мы. В ней действует еще какое-то волшебство.

— Возможно, — задумчиво согласился дракон. — Но если это так, то какое волшебство может нас освободить?

— Я об этом думал, — сказал Бен. — Когда я вспомнил, кто я такой, я вспомнил и кое-что еще. По-моему, у нас была отнята наша суть, чтобы лишить нас всякой возможности вспомнить что-то, что помогло бы нам выбраться. Ловушка действует двумя способами. Во-первых, она заставляет нас забыть, кто мы такие. А во-вторых, она крадет все волшебство, которым мы владеем, делая нас бессильными. Ну, с первым мы справились, так что осталось второе. У нас нет волшебства. А из этой ловушки без волшебства нам не выбраться.

Он посмотрел на своих спутников. Ночная Мгла уже поднялась и стояла, непримиримо выпрямившись. Лицо у нее было непроницаемо-жестким.

— Но кажется, Хоррис Кью или кто-то еще, кто нас сюда запрятал, совершил одну ошибку. Он украл волшебства, которые должны были принадлежать только нам одним. Вот почему мы изменились по-разному. Ты изменился сильнее всех, Страбон. Твое волшебство было присуще тому, кого ты представляешь, — дракону. Поэтому ты превратился вообще в другое существо. Иначе ты смог бы воспользоваться своим огнем и вырваться из этой ловушки, ведь твой огонь — это твоя главная сила, и именно он позволяет тебе переходить из одного мира в другой. — Бен повернулся к Ночной Мгле:

— И ты была лишена своего волшебства, хотя внешность твою менять не понадобилось, потому что твой вид никак не влиял на действие твоего волшебства. Но результат был тем же. Как и Страбон, ты оказалась в ловушке без возможности выбраться, потому что волшебство, на которое ты больше всего полагалась, волшебство, которое находилось в тебе самой, исчезло. — Бен помолчал. — Но со мной все обстоит иначе. У меня нет собственного, присущего только лишь мне волшебства. Я пришел в Заземелье без него и по-прежнему его не имею. Поэтому на меня волшебство не распространилось. Память моя была украдена, и этого оказалось достаточно. Пока я не помню, кто я такой, какую я могу представлять опасность?