Тени старой квартиры - Дарья Дезомбре

– Может, это схематический рисунок? – крутил в руках телефон с увеличенной фотографией непонятного иероглифа Игорь. – Знаете, такие загадки были популярны лет тридцать назад. Детская игра, ребус: мексиканец на велосипеде в виде круга, из которого тянутся две прямые. Круг – это шляпа, вид сверху. Прямые – колеса велосипеда, тоже с высоты птичьего полета.

– И я помню! – закивала Ника. – Был еще такой: медведь лезет на дерево, видны только полукружья лап и две параллельные линии – ствол.

– Ну и что это тогда такое? – озадаченный Юрий Антонович вглядывался в экран через материно плечо.

– Может, это она пыталась изобразить рельсы-рельсы, шпалы-шпалы? – мама взглянула на Ксюшу, явно ожидая одобрения с ее стороны.

Ксюша одновременно с Машей пожала плечами:

– Не очень похоже.

– Старушку отравили стрихнином, – не сдавалась Нина. – У нее руки свело судорогой, тут не до аккуратности.

– А кто у нас железнодорожник? – спросил Юрий Антонович, явно пытаясь ее поддержать.

– А железнодорожник у нас… – начала отвечать Ксюша и резко повернулась к Маше.

– Да, – кивнула та. – Железнодорожник у нас тот, чье имя в уменьшительном варианте начинается на Т.

– Анатолий Аршинин. Проводник. Толя для пожилой Ксении Лазаревны.

Маша повернулась к Игорю:

– Что ты успел на него накопать?

– Ничего, – виновато пожал плечами он, бросив испуганный взгляд на Нику. – Не успел. Но могу заняться им на следующей неделе. Готов даром, в качестве извинения за перерыв в работе.

* * *

Но не сдержал слова – и не потому, что не хотел. Не смог. Уж на что запутанной оказалась архивная история с Коняевым, но тут… Игорь пришел к Ксюше с пустой папкой. Смущенно разводил руками. Ни-че-го о путейце. Ни до войны, ни после. Будто и не существовало такого простого парня, мужа и отца семейства.

– Но так же не бывает! – нахмурилась Ксюша. – Чтобы уж совсем ничего!

– Не бывает, – кивнул Игорь. – Но факт. Вот, – он полез и вынул из папки единственную ксерокопию. Газета «Красный путиловец».

«Полигон высоких скоростей, – прочитала Ксюша. – С 1957 года на Октябрьской магистрали началась подготовка линии Москва – Ленинград… самые передовые методы организации поездной работы… ежесуточно курсирует до 50-ти пар только дальних поездов». – И подняла вопросительный взгляд на Игоря.

– Не там смотришь, – он ткнул пальцем на нечеткую черно-белую фотографию ниже.

«Вручение значка «Почетный железнодорожник» непосредственному участнику событий… Аршинину Анатолию Сергеевичу, за своевременную эвакуацию пассажиров… после столкновения…»

– Да он герой! – Ксюша вернула Игорю листок с фотографией, на которой все равно нельзя было разобрать ничего, кроме обширной лысины товарища, прикрепляющего значок к далеко не молодецкой аршининской груди.

– Похоже на то, – согласился Игорь, вздохнув. – Но если так, то где ж все его документы? Ведь я даже родительских метрик не нашел, понимаешь? Все подчистую! Не проводник, а призрак какой-то!

– Надо позвонить, рассказать Маше, – Ксения уже набирала номер.

– Вплоть до десятого колена? – хмыкнула Маша в трубку, услышав их историю. – Ну-ну.

– Похоже, – нахмурилась Ксюша, переглянувшись с Игорем, – ты понимаешь, что это значит?

– Это значит, мы нащупали что-то, Ксюша. Что-то очень интересное.

Маша почему-то не удивилась, когда Ксюша пришла с хирургом Носовым. Слишком уж та была расстроена его нежеланием позвонить отцу и тем продолжить знакомство и, напротив, осчастливлена последующим появлением.

– Вы хорошо помните свою тетку? – спросила она человека-гору, едва они выехали за пределы города.

– Что вы! Был в курсе, что она существует, – вот, пожалуй, и все. Какие-то смутные детские воспоминания, как однажды она водила меня в зоопарк на Горьковской, кормила черносмородинным мороженым и даже посадила покататься на пони – сумасшедшая расточительность, моей матери не свойственная.

– Но что-то вы про нее знаете? – умоляюще взглянула на него Ксюша.

– Знаю, что тетка никогда не была близка с бабкой. Та больше любила сына, моего отца. Знаю, что дед мой погиб – несчастный случай. И бабка почти сразу выскочила замуж за Носова, который носил то же имя, что и ее первый супруг – Анатолий. Во времена моего детства в семье циркулировали шутки на эту тему. Но из-за раннего развода отца с матерью я мало общался с той частью родни. Бабушка Зинаида никогда особенно не рвалась со мной посидеть, а мама была слишком горда, чтобы настаивать, – он помолчал, пожал огромными плечами. – Да и я не сильно ее привечал: она меня пугала – всегда накрашенные красным ногти, подведенные глаза и химические кудри на голове. Тогда это называлось «женщина следит за собой». Тетка моя этого явно не унаследовала, ходила в чем придется, а потом и вовсе удалилась от мира.

– В каком смысле? – нахмурилась Ксюша. – В монастырь?

– А?.. Нет, конечно. У нас в семье с набожностью большая проблема – отец не верит ни в Бога, ни в черта, а я, – он повернул, будто впервые видел, перед собой огромные кисти рук с розоватыми пятнами на белой, незагорелой коже, – и вовсе сую свои лапы в Божественное творение и режу, режу… Одним словом, тетка работала смотрительницей при каком-то маяке в Финском заливе, недалеко от Кронштадта. А потом, когда маяк автоматизировали, осталась жить в домике смотрителя. Пенсию, по словам отца, пропивала.

– Ваш отец не нашел у себя никаких фотографий эпохи? – спросила Маша, глядя, как проплывает за окном маршрутки северный пейзаж: облетевшие березы, густой ельник. Посверкивало меж кронами солнце. Маша сощурила глаза.

– Нет, – виновато поглядел на нее Носов. – Говорит, что не сентиментален – тут не поспоришь, отсутствие отцовской сентиментальности я испытал на себе. Историей семьи не интересуется. Фотографий, альбомов не хранит – все в электронном виде, в компьютере и телефоне.

– Ясно, – кивнула Маша, обменявшись быстрым взглядом с Ксюшей. Взглядом, не укрывшимся от хирурга.

– Похоже, вам ясно чуть больше, чем мне, – склонил он голову на плечо.

Ксения улыбнулась:

– Скорее нам не известно больше, чем вам. Нам не известно, кто и зачем уничтожил все данные на вашего деда, Анатолия Аршинина.

– Что значит – все?

– Все, – кивнула Маша. – Нет ни единого документа, подтверждающего его существование. Ни свидетельства о рождении, ни копии паспорта, ни трудовой книжки, ни эвакуационной карты во время войны. Кто-то проделал большую работу, чтобы полностью зачистить жизнь Анатолия Сергеича.

Носов посерьезнел:

– Но ведь у него была какая-то вполне мирная профессия, разве нет? Что-то связанное с…