Вендетта, или История всеми забытого - Мария Корелли

Я едва успел закончить свой туалет, когда во внутреннем дворике послышался стук колес. Кровь бросилась мне в лицо, и сердце у меня лихорадочно забилось. Однако я вышел из комнаты, где одевался, уверенным шагом и с невозмутимым лицом и вошел в гостиную как раз тогда, когда двери ее распахнулись настежь и голос «Синьор Феррари!» возвестил о прибытии моего гостя. Гвидо с улыбкой переступил порог, его лицо сияло от радостного ожидания. Выглядел он еще лучше, чем обычно.

– Вот я и здесь! – воскликнул он, с жаром пожимая мне обе руки. – Мой дорогой граф, я безумно рад вас видеть! Какой же вы замечательный человек! Словно добрый джинн из «Тысячи и одной ночи», занятый устройством счастья смертных. Как вы? Выглядите просто замечательно!

– Могу ответить вам тем же! – весело отозвался я. – Сегодня вы похожи на Антиноя больше, чем когда-либо.

Он с довольным видом рассмеялся и присел, стянув перчатки и расстегнув дорожное пальто.

– Ну, полагаю, большие деньги поднимают человеку настроение и вообще улучшают самочувствие, – ответил он. – Но, мой дорогой друг, вы приоделись к ужину – прямо светский лев! Я положительно не гожусь для вашего общества! Вы настояли, чтобы я по прибытии направился прямо к вам, но мне и вправду нужно переменить одежду. Ваш слуга забрал мой чемодан, там мой вечерний костюм. На переодевание у меня не уйдет и десяти минут.

– Сначала выпейте бокал вина, – сказал я, наливая его любимое «Монтепульчано». – У нас масса времени. Сейчас только семь, а ужинать мы сядем не раньше восьми. – Он принял от меня бокал и улыбнулся. Я улыбнулся в ответ и добавил: – Мне доставляет огромное удовольствие принимать вас, Феррари! Я с нетерпением ждал вашего возвращения, почти так же нетерпеливо, как…

Он замер с бокалом у рта, глаза его сверкнули от восторга.

– Как она? Ах, малышка! Как же я хочу ее снова увидеть! Клянусь вам, друг мой, будь моя воля, я бы сразу поехал на виллу Романи, однако я обещал вам прибыть сюда, и в целом вечер удался. – Тут он рассмеялся, вложив в свой смех скрытый смысл. – И удастся еще лучше!

Я сжал кулаки, но ответил с напускной веселостью:

– Разумеется! Удастся еще лучше! Не Байрон ли сказал, что женщины, как и звезды, лучше всего выглядят ночью? Вы найдете ее все той же – поразительно красивой и совершенно очаровательной. Наверное, это ее искренняя, чистая душа делает ее лицо столь прекрасным! Вам, возможно, станет легче при известии, что мне одному разрешалось навещать ее в ваше отсутствие!

– Благодарение Богу за это! – с жаром воскликнул Феррари, залпом допивая вино. – А теперь скажите мне, дорогой граф, что за эпикурейцы соберутся здесь сегодня вечером? Боже мой, я более расположен к ужину, нежели к делам сердечным!

Я хрипло рассмеялся.

– Конечно! Любой здравомыслящий мужчина предпочтет прекрасную трапезу даже прекрасной женщине! Вы спрашиваете, кто мои гости? Думаю, вы их всех знаете. Во-первых, граф Филиппо Марина.

– Боже мой! – перебил меня Гвидо. – Настоящий джентльмен, который своим поведением, похоже, бросает вызов всей вселенной, дабы сохранить свое достоинство. Способен ли он сделать одолжение вкушать пищу в присутствии посторонних? Мой дорогой граф, вы должны были задать ему этот вопрос!

– Затем, – продолжал я, не обращая внимания на то, что меня перебили, – синьор Фраскетти и маркиз Джулано.

– Джулано пьет как рыба, – рассмеялся Феррари, – а если начнет смешивать вина, того и гляди перережет всех официантов еще до середины ужина.

– В смешивании вин, – холодно ответил я, – ему лишь остается следовать вашему примеру, мой дорогой друг.

– Да, но я-то это выношу, а вот он не может! Немногие неаполитанцы могут тягаться со мной!

– За ними следует капитан Луиджи Фречча.

– Что! Неистовый пожиратель огня?! – воскликнул Феррари. – Который через слово богохульствует то как язычник, то как христианин и никак не уяснит, какая же между ними разница?

– Потом прославленные служители муз Криспиано Дульчи и Антонио Бискарди, художники, как и вы, – продолжил я.

Он чуть нахмурился, а потом улыбнулся.

– Желаю им приятного аппетита! Было время, когда я завидовал их мастерству, но теперь могу себе позволить быть великодушным. Насколько мне известно, им открыты пути на любое поприще искусства. Я навсегда распрощался с кистью и палитрой – и больше никогда не стану писать.

«Истинная правда!» – подумал я, глядя на изящную белую руку, которой он только что пригладил черные усы, ту самую руку, на которой звездочкой сверкало мое фамильное кольцо с бриллиантом.

– Продолжайте, граф, я сгораю от нетерпения. Кто следующий?

– Еще одни пожиратели огня, как, полагаю, вы бы их назвали, – ответил я. – И к тому же французы. Мсье маркиз Давенкур и красавец капитан Эжен де Амаль.

Феррари поразился.

– Клянусь Бахусом! – воскликнул он. – Два известных парижских дуэлянта! Зачем… Какая вам нужда в столь доблестных приятелях? Признаться, ваш выбор меня удивляет.

– Я считал их вашими друзьями, – сдержанно произнес я. – Если помните, это вы меня с ними знакомили. Об этих господах мне неизвестно ничего, кроме того, что они приятные люди и прекрасные собеседники. Что же до их предполагаемых занятий, я склонен полагать, что это чистой воды слухи, и в любом случае мой званый ужин едва ли станет ареной для демонстрации их искусства фехтования.

Гвидо рассмеялся.

– Конечно нет! Но этим субъектам очень бы этого хотелось – они ведь затеют ссору из-за приподнятой брови. А что же остальное общество?

– Неразлучные братья-скульпторы Карло и Франческо Респетти, шевалье Манчини, ученый и литератор, Лучиано Салустри, поэт и музыкант, и великолепный маркиз Ипполито Гуальдро, чьи разговоры, как вам известно, чаруют больше, чем голос Аделины Патти. Остается лишь добавить, – тут я чуть иронично улыбнулся, – имя синьора Гвидо Феррари, настоящего друга и преданного влюбленного, – и список завершен.

– Чудесно! Всего пятнадцать, включая вас, – весело откликнулся Феррари, пересчитав гостей по пальцам. – Матерь Божия! В такой приятной компании и с хозяином, принимающим нас по-королевски, мы весело проведем время. А вы, друг мой, и вправду устроили этот пир, чтобы отпраздновать возвращение столь недостойной персоны, как я?

– Только и исключительно по этой причине.

Он вскочил со стула и хлопнул меня по плечам.

– В добрый час! Но почему, во имя всех святых или дьявола, вы так ко мне благоволите?

– Почему я к вам так благоволю? – медленно переспросил я. – Мой дорогой Феррари, я, конечно же, не единственный почитатель ваших превосходных качеств! Разве вы не нравитесь всем? Разве вы не всеобщий любимец? Разве не вы мне говорили, что ваш покойный друг граф Романи ценил вас больше всех на свете после своей супруги? Вот и славно! Так зачем же себя недооценивать?