Дай мне руку, тьма - Деннис Лихэйн

— Не знаю. — Бубба зевнул. — Я тогда воровал колпаки с колес, значит, был еще сопляк. Наверно, нам было лет по одиннадцать-двенадцать. Думаю, год семьдесят четвертый или пятый.

— А мой отец и Джек Рауз…

— Были вожаками. Кроме них были еще, дай вспомнить, Пол Бернс и Терри Климстич, и забавный паренек, залетный, который вечно носил галстук, да, были еще две женщины. Никогда не забуду — они сцапали меня, когда я снимал колпаки с машины Пола Бернса, и стали бить ногами в ботинках, не очень сильно, но я поднял глаза и увидел, что это бабы… Охренеть!

— Кто были эти женщины? — спросил я. — Бубба?

— Эмма Херлихи и Дидра Райдер, представляешь? Бабы надрали мне задницу. Каково?

— Мне пора, Бубба. Скоро позвоню. Ладно?

Я повесил трубку и набрал номер Болтона.

— Что они сделали? — спросила Энджи.

Мы, то есть Болтон, Девин, Оскар, Эрдхем, Филдс и я, стояли у журнального столика в гостиной Энджи и разглядывали копии фотографии, которую раздобыл Филдс, разбудив редактора местного еженедельника «Дорчестер Коммюнити Сан», выходящего в округе с 1962 года.

Снимок находился рядом с хвалебной статьей, посвященной местной охранной ассоциации, и был датирован 12 июня 1974 года. Под заголовком «Соседи, которые не дремлют» начиналась статья, точнее, патетические излияния по поводу отважных подвигов ОАЭЭ, а также других подобных ей, как то: «Наблюдатели Адамс Корнер» из Непонсета, «Лига Сейвин Хилл», «Жители Филдс Корнер против преступности» и «Защитники Эшмонт Сивик».

В третьей колонке была цитата моего отца: «Я пожарник и одно знаю наверняка: огонь необходимо остановить на нижнем этаже, пока он не вышел из-под контроля».

— Твой старик умел кусаться даже словами, — сказал Оскар. — Даже тогда.

— Это было одно из его любимых высказываний. Он годами упражнялся в нем.

Филдс переснял фотографию членов ОАЭЭ на баскетбольном поле «Детской площадки Райна», на которой они пытались выглядеть одновременно вояками и добряками.

В центре группы мой отец и Джек Рауз, стоя на коленях, держали с двух сторон эмблему Ассоциации с трилистником в верхних углах. Оба будто позировали для футбольной открытки, подражая стойке нападающих форвардов: один кулак утоплен в землю, другая река держит эмблему.

Непосредственно за ними стоял еще совсем юный Стэн Тимпсон, единственный при галстуке. В этом же ряду слева направо разместились: Дидра Райдер, Эмма Херлихи, Пол Бернс и Терри Климстич.

— Что это? — спросил я и указал на маленькое черное пятно в правом углу снимка.

— Имя фотографа, — ответил Филдс.

— Можно его как-то восстановить, рассмотреть?

— Я вас опередил, мистер Кензи.

Мы повернулись и посмотрели на него.

— Этот снимок сделала Дайандра Уоррен.

* * *

Она была похожа на смерть.

Кожа ее была цвета гипса, а одежда, свисающая с исхудалой фигуры, вся в складках.

— Расскажите, пожалуйста, об «Охранной Ассоциации Эдварда Эверетта», — попросил я.

— О чем? — Она смотрела на меня затуманенными глазами. Глядя на нее, я чувствовал, что смотрю на человека, которого знал еще в юности, но не видел несколько десятилетий, а теперь обнаружил, что время не только состарило его, но безжалостно опустошило.

Я положил фотографию перед ней на стойку бара.

— Ваш муж, мой отец, Джек Рауз, Эмма Херлихи, Дидра Райдер.

— Это было пятнадцать или двадцать лет тому назад, — сказала она.

— Двадцать, — уточнил Болтон.

— Почему вы не вспомнили мое имя? — спросил я. — Вы же знали моего отца.

Она вскинула голову и посмотрела на меня так, будто я только что признал в ней давно потерянную сестру.

— Я никогда не знала вашего отца, мистер Кензи.

Я указал на фото.

— Вот он, доктор Уоррен. Совсем рядом с вашим мужем.

— Это ваш отец? — Она уставилась на фотографию.

— Да. А рядом с ним Джек Рауз. А вот здесь, над его левым плечом, мать Кевина Херлихи.

— Я не… — Она всматривалась в лица. — Мне неизвестны имена этих людей, мистер Кензи. Я сделала эту фотографию, потому что Стэн попросил меня. Он был вовлечен в эту глупую игру. Он, но не я. Я даже не разрешала им собираться в нашем доме.

— Почему?

Она вздохнула и махнула хрупкой рукой.

— Обычный выпендреж под маской общественной пользы. Это было так смешно и нелепо. Стэн пытался убедить меня, как хорошо и полезно это будет для его послужного списка, но он был такой же, как все, сколачивал уличные банды под вывеской добровольной помощи.

— По нашим сведениям, — сказал Болтон, — вы подали на развод с мистером Тимпсоном в ноябре 1974 года. Почему?

Она пожала плечами и зевнула в кулак.

— Доктор Уоррен?

— Господи Боже, — резко проговорила она. — Господи Боже! — Она посмотрела на нас, и на мгновение жизнь вернулась к ней, затем так же внезапно покинула. Она опустила голову, обхватила ее руками, и безжизненная прядь волос упала на ее пальцы.

— В то лето, — начала она, — Стэнли показал себя в настоящем свете. Он чувствовал себя римлянином, уверенным в своей непогрешимости и моральном превосходстве. Он приходил домой с кровью какого-то угонщика на ботинке и старался убедить меня, что, избивая этого бедолагу, совершает акт правосудия. Он стал отвратительным… в сексуальном плане, как будто я из жены превратилась в купленную девку. А главное, он очень изменился: из достойного человека, размышляющего над вопросами поры возмужания, он превратился в тупого солдата. — Дайандра ткнула пальцем в снимок. — И все эта компания. Смехотворная компания идиотов.

— Не можете ли вы припомнить какой-то особенный случай, доктор Уоррен?

— О чем вы?

— Рассказывал ли он когда-нибудь вам о разборках?

— Нет. Особенно после нашей ссоры по поводу крови на его ботинке.

— А вы уверены, что это была кровь именно угонщика?

Она кивнула.

— Доктор Уоррен, — сказал я, и она подняла взгляд на меня, — раз вы расстались с Тимпсоном, почему вы оказывали помощь окружному прокурору во время процесса над Хардименом?

— Стэн не имел отношения к этому делу. Он был занят преследованием в судебном порядке проституток. А я уже сотрудничала с окружным прокурором, когда один подсудимый заявил о своей невменяемости, и его сотрудникам нужно было убедиться в этом. Они попросили меня побеседовать с Алеком Хардименом. Я обнаружила, что он социопат, параноик и страдает манией величия, но формально психически здоров и прекрасно ощущает разницу между добром и злом.