Узы крови - Крис Хамфрис

— Назад! — прошипел Хакон, затушив факел о стену.

Несколькими шагами ниже они миновали ниши по обе стороны лестницы. Они были неглубоки, но все же это было кое-что, если учесть, что на этой узкой лестнице Хакон не мог даже взмахнуть руками. Из-под складок украденного плаща Хакон извлек свой короткий боевой топор. В темноте он уловил тихий вопрос: «Ты можешь идти?», простое «Да» в ответ и скрежет сабли о саблю.

— Вперед, ребята, вперед! — закричали сверху, и почти тут же беглецы увидели блики света.

Выставив факелы впереди себя, солдаты громко топали коваными сапогами.

Когда свет первого факела оказался на уровне глаз Хакона, он рыкнул: «Давай!» и ударил топором немного выше факела.

Испуганный крик, встретивший возглас скандинава, оборвался после удара. Почти сразу же раздался голос другого солдата:

— Помогите! Мы нашли…

Из-за низкого свода Эрик не мог размахнуться — только колоть острием, наименее эффективной частью его кривых сабель. Тем не менее крик солдата захлебнулся в крови и тотчас был заглушён боевым кличем:

— Хаконсон!

Падение факелоносца означало мгновенную темноту. Солдаты поспешно отступили, поднявшись на несколько ступеней вверх, чтобы спастись от внезапного нападения. Испуганные люди спотыкались во мраке.

— Иди! — крикнул Хакон, хотя его сын не нуждался в приказах.

Пытаясь последовать за ним, Хакон споткнулся о чье-то тело. Над ним послышалось бряцанье, голоса в темноте. Он вскочил и побежал вверх.

Там уже было немного света — последние из нападавших размахивали факелами. Позади них Хакон увидел офицера, которого оставил связанным в бочке, и выругал себя за небрежность. А в следующую минуту он был уже в гуще врагов — увертывался от удара копья, уклонялся от замаха меча. Хакон нанес ответный удар кому-то в лицо, используя рукоять топора как древко копья. Солдат упал, но за ним обнаружился еще один, а дальше — еще и еще. Не имея возможности пользоваться своим оружием в полную силу, отец и сын только блокировали направленные на них удары. Клинки сомкнулись — и началось испытание сил. Хотя оба скандинава были людьми сильными, но их было всего двое. А на них сверху напирали не менее десятка.

— Правильно! Гоните их обратно в ад! — завопил Люций Хельцингер, выискивая возможность ткнуть своих недругов острием пики поверх голов своих солдат. Когда ему это не удалось, он перевернул пику и со всей силы толкнул древком в спину того, кто стоял к нему ближе других. Лишнее давление создало перевес, и сначала Хакон, а потом и Эрик повалились назад.

Они быстро теряли отвоеванные шаги. Под ударами пик они отшатывались, отчаянно пытаясь защищаться. С криком Мария оттащила Эрика, выхватывая возлюбленного из-под удара меча, направленного ему в голову. Она увлекла его в нишу, где оставалась с самого начала боя. Хакон ввалился во вторую, точно такую же, как и первая, расположенную на другой стороне лестницы. Напоследок Хакон ударом топора перерубил древко солдатской пики.

Беглецы оказались в ловушке. Наступило секундное затишье. Солдаты на лестнице остановились, и частокол пик устремился в обе ниши.

— Продолжайте оттеснять их назад! — крикнул Люций Хельцингер. — Мы загоним этих баранов в самый зловонный угол ада!

Хакон встретился взглядом с сыном. В его глазах он прочел то, что, видимо, было написано и в его собственных. Признание того, что наступил конец.

Хакон уже собирался признать это, крикнуть Эрику «Прощай!» и броситься на пики, когда из-за их спин, снизу, послышался новый звук. Он начался совсем тихо. Единственное слово, произнесенное шепотом. Постепенно его подхватывали все новые и новые голоса. Звук нарастал, и вскоре в нем слились десятки голосов. И с каждым мгновением их становилось все больше. Это был уже не шепот, а рев. Люди в лохмотьях, облепленные соломой и испражнениями, неслись вверх по лестнице, выкрикивая это слово, которое из символа отчаяния превратилось в знамение их надежды.

— Тартар!

Легионы ада рвались из своего узилища. Выставляя перед собой костяные ножи, люди подныривали под острия пик, нанося удары снизу вверх. Солдаты на лестнице спотыкались и падали, ругаясь и тщетно пытаясь увернуться от костяных лезвий, бивших по их лицам. Оставшиеся на ногах бросились бежать. Призраки следовали за ними по пятам.

Затаившиеся в нишах скандинавы не ждали приглашений.

— Пошли! — махнул сыну Хакон, и они последовали к свету за движущимися кучами лохмотьев.

* * *

Фуггер правильно оценил ситуацию: перед ним находится пороховой бочонок. Еретики, евреи — все испуганные пленники нового Папы — почти отчаялись. Однако зверское обращение и резко уменьшившееся число тюремщиков придали им мужества. Немец был уверен, что они последуют за человеком, который возьмет на себя роль вождя. Они примут его сигнал.

Приблизившись к командиру, Фуггер вытащил из складок плаща пистолет. И тут, когда он уже шагнул вперед, от входа в Тартар донесся пронзительный крик.

Первым оттуда выскочил Люций, который потерял свой плащ и снова остался в одной нижней рубахе.

— Ружья, сюда! — завопил он.

Четыре стражника с мушкетами развернулись, выполняя его приказ, и выстроились у узкого выхода.

Наступила решающая минута — и Фуггер понял это. Нажимая на спусковой крючок, он увидел, как колесико ударило по кремню и рассыпало искры на полке.

— Смерть тиранам!

Пистолет выстрелил — и стражник упал. Избитые арестанты увидели шанс отомстить и набросились на завербованных капитаном преступников, которые творили над ними насилие. Тюремный двор содрогался: повсюду закипело множество яростных схваток. Только перед женской тюрьмой Фуггер различил признаки организованного противодействия: там стоял Хельцингер и его солдаты с полудюжиной мушкетов. Но в ту минуту, когда они опустили дула, готовясь стрелять в толпу, из здания вырвались жуткие серые фигуры, вооруженные костяными ножами. Последние капли дисциплины испарились.

Позади Фуггера кто-то распахнул ворота мужской тюрьмы. Калеку чуть было не затоптали. Толпа с криками бежала вперед. Кто-то вырвал пистолет из его покалеченной руки. Поверх голов толпы Фуггер увидел в дверях знакомую фигуру.

— Хакон! Я здесь! — завопил немец, но его не услышали. Он увидел, как скандинав обвел взглядом толпу, а потом подал кому-то знак. Эрик выскочил на ступени, держа на руках сверток лохмотьев. Фуггеру понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что именно держит молодой человек. С осознанием пришли и слезы.

— Моя дочь! О, мое дитя!

Хакон начал проталкиваться к воротам. Бой закончился — началось отмщение. В прежде густой толпе теперь зияли значительные бреши, и Фуггер пробирался к выходу из тюрьмы. Он оказался там одновременно с остальными.

Непослушными губами Фуггер произнес:

— Она жива?