У последней черты - Дмитрий Ромов

Тебе ещё придётся читать нам свои стихи. Он написал эротическую поэму про комсомол.

— И за это премию? — удивляется Де Ниро.

— Ну, а как же, Леонид Юрьевич? Это ж самое оно. Это Ева, а это Леонид Юрьевич. Знакомьтесь. Друзья, мне страшно неловко, но я должен на несколько минут вас оставить.

— Только не ходи в туалет, — говорит Толик. — И она не эротическая, моя поэма. Егор шутит. Он недавно получил встряску, и у него обострилось чувство юмора.

Я смотрю ему в глаза. Смеётся. Молодец, парень.

— Ева, что у вас такое красивое в тарелке, пожарская котлета? — спрашиваю я.

— Она самая, с соусом из белых грибов и сморчков.

— О! Волшебно. Друзья, закажите мне такую же. Или даже две… Да, две. И я скоро вернусь, простите.

Отойдя от этого столика, я иду к лестнице и поднимаюсь наверх, оглядывая зал с высоты второго этажа.

— Вам подсказать что-то? — снова встречает меня мэтр.

— Да, будьте любезны. Я ищу Чурбанова Юрия Михайловича с супругой.

— Ах, да-да, — кивает он. — Я предупреждён. Проходите за мной, прошу вас, они в галерее.

Он открывает дверь и я захожу в небольшой салон, с длинным дубовым столом посередине.

Там сидят трое. Чурбанов в штатском, его жена Галя и… дед Назар. На Назаре шикарный костюм.

— Какой сюрприз! — восклицает Галя.

Вот уж действительно. Впрочем, для меня это уже не сюрприз.

— Егор! Сто лет тебя не видела! Садись с нами, мы уже, правда, заканчиваем…

— Галина, моё сердце поёт, — улыбаюсь я. — Ты выглядишь сногсшибательно. Спасибо за приглашение, но я здесь с компанией и не могу их бросить.

— Ах, вот ты какой, изменщик, — улыбается она. — Знакомься, это приятель Юрия Михайловича, Сергей Олегович.

— Здравствуйте, Сергей Олегович, — киваю я. — Вы писатель?

— Читатель, — Отвечает дед Назар со смехом, но в глазах его бушуют бури.

Кажется, он хочет сказать, мол, кирдык тебе, недопёсок. Ну что же, это мы ещё посмотрим, кому кирдык. Если по пять человек в день прибирать, скоро от тебя рожки да ножки останутся, Лимончик. Война началась и не я её начал.

И, похоже, он ожидал увидеть меня в багажнике автомобиля, а не рядом со своим столом. Ну, что же, я тоже шёл сюда не с ним встречаться и уж, тем более, не с его бандосами.

— Быть читателем в нашей стране тоже почётно, — открыто и приветливо улыбаюсь я. — Кстати, вы уже слышали анекдот про лимон на ножках?

— Это тот где, «так это ты мою канарейку в чае утопил»? — кивает Галя, а её муж бросает быстрый взгляд на Назара.

— Ага, его. Вижу, что слышали.

Так вот, Лимончик, утоплю я тебя…

Глаза у вора делаются ледяными и он едва сдерживается, чтобы не выказать свой гнев.

Утоплю, не сомневайся. Мне тоже нелегко сдерживаться, но я тебя переиграю, урка. Вот увидишь. Не в чае, так в кровушке, но утоплю. А то, кажется, ты себя Александром Македонским возомнил. Да вот не на того наткнулся, так что забудь про испании и греции. И про всё остальное. Ну, или это я забуду обо всём. Посмотрим, как выйдет…

— Юрий Михайлович, мне очень неловко нарушать вашу компанию и, тем более, отвлекать от ужина, — говорю я. — Давайте, я чуть позже загляну.

— Да мы закончили уже. Сейчас проводим Галю и обсудим дела.

Он поднимается из-за стола. Галя тоже. Конечно, хреново, что Назар слышит, что у нас с Чурбановым будет разговор. Он, по любому, понимает, что я не «Роксолану» пришёл обсуждать. Он тоже встаёт.

— Ну, что же, — говорит Лимончик. — И мне уже пора ехать. Я могу Галину Леонидовну подвезти. У меня целых две машины здесь.

Это вряд ли. Если только сам за руль сядешь.

— Нет-нет, спасибо. За мной подруга должна была приехать. Уже ждёт, наверное.

Мы спускаемся на первый этаж и выходим в вестибюль, а тут… А тут шухер. Менты, администратор с выпученными глазами, с улицы синие огни.

— Капитан, — хмурится Чурбанов и протягивает удостоверение. — Что здесь такое?

— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник! — вытягивается во фрунт немолодой усатый кэп. — Так вот, вызвали по поводу убийства!

— Чего? Какого убийства? Ты выпил что ли?

— Юрий Михайлович, огромная просьба, — подлетает администратор с трагическим видом. — У нас репутация! Посетители! Пожалуйста! Нельзя ли это всё отсюда из фойе… туда…

Он делает энергичные движения, словно перемещает что-то невидимое, но неимоверно тяжёлое в сторону двора.

— Туда, — умоляюще повторяет он, — перенести… К месту преступления…

— Да какого ещё преступления?

— Галочка, что тут такое⁈ — влетает в фойе Вика, Галина подружка.

— Гражданочка, — кидается к ней сержант точно с такими же ковбойскими усами, как у капитана.

Ковбойская бригада, понимаешь ли.

— Матвейчук, отставить! — командует капитан. — Товарищ генерал-полковник, там опера уже работают и судмедэксперт под…

— Какое преступление? — спрашивает Чурбанов.

— Так пострелял троих и застрелился. И ещё одного увезли в скорую с травмой и ожогом. На кухне там набедокурили. Сумасшедшие, наверное.

— Веди! — приказывает Чурбанов. — Так, Галя, езжай. Сергей Олегович, до встречи. Егор, со мной.

Эх, пожрать не судьба сегодня…

— До встречи, Сергей Олегович, — повторяю я за генералом. — Только не завтра.

Его будто током бьёт от этой наглости, а я подмигиваю, и понизив голос, добавляю почти шёпотом:

— Завтра не приходите. Да и вообще лучше не приходите. И сейчас такси себе вызовите.

Собственно, это прямое и недвусмысленное подтверждение, что я получил его извещение об объявлении войны. Получил и принял. Не партизанской, а самой настоящей, открытой, горячей, ядерной. Последняя линия, тонкая и красная, прочерченная кровью. Переступив через неё, обратно уже не вернуться. Обратно войдёт только один из нас. И я переступаю через линию, оставляя на заснеженном асфальте четырёх бойцов Лимончика. Я провожу ребром ладони поперёк горла, а он лишь сжимает сухие губы.

— У нас кухня с залом соединяется, — объясняет администратор. — Это счастье, что они в этой стороне разбушевались, а не там. Четыре трупа, это как назвать⁈

— Твою мать! — скрипит зубами Чурбанов.

Заходим на кухню.

— Они мимо пробежали… — рассказывает оперу парнишка, тот что был с горой грязной посуды. — Один убегал, а второй догонял. Первый меня не задел, а второй, тот что там, в центре лежит… он меня толкнул со всей силы и я… ну, в общем…

— А того первого, можешь описать? Ты опознал его среди убитых?

Опер, не глядя на парня, пишет в блокноте. А парень… А парень в этот момент переводит взгляд на меня и замирает… Ещё и рот открывает не то от удивления, не то от ужаса.

— Так что, можешь его описать? — повторяет опер. — Или опознать?

23. Черное небо с редкими звездами

Судя по всему, описать он может. И не просто описать, а даже пальцем показать. Я это понимаю, а опер нет,