Невинный, или Особые отношения - Иэн Макьюэн

Несмотря на эту деятельность и прочие хлопоты, Леонард не корил себя за предательство. Если разрешалось шпионить за американцами ради Макнами, то вполне можно было выдать туннель ради себя самого. Но дело было даже не в этом. Прежде ему нравился склад, он любил его, гордился им. Но теперь его чувства безнадежно притупились. После Отто кафе «Прага» уже ничего не значило. Он спустился в подвал, чтобы кинуть на все прощальный взгляд. Около ямы и на ее дне дежурили вооруженные охранники. Там же внизу, уперев руки в боки, стоял Билл Харви, шеф местной разведки и глава всей операции. Его слушал американский офицер с планшетом. Харви словно выпирал из своего костюма. Он нарочито выставлял напоказ кобуру, которая была у него под пиджаком.

Что до Гласса, то за все это время он не появился на складе ни разу. Такой странности стоило удивиться, но Леонарду некогда было поразмыслить над этим. Его мысли по-прежнему были заняты надвигающимся арестом. Когда его заберут? Почему они ждут так долго? Хотят связать все нити воедино? А может быть, советское командование решило умолчать о расчлененном трупе, чтобы не портить впечатление от своей пропагандистской победы? Скорее всего — и это казалось самым вероятным, — западноберлинская полиция выжидала, пока он предъявит свой паспорт в аэропорту. Он жил с двумя будущими. В одном он летел домой и начинал изгонять прошлое из памяти. В другом оставался здесь и начинал отбывать срок. Он все еще не мог спать.

Он послал Марии открытку с указанием времени и номера своего рейса в субботу после полудня. Она ответила обратной почтой, что приедет в Темпельхоф попрощаться. Она подписала ответ «люблю, Мария», и слово «люблю» было подчеркнуто дважды.

Субботним утром он не спеша принял ванну, оделся и собрал вещи. Ожидая уполномоченного, которому он должен был передать квартиру, Леонард бродил из комнаты в комнату, как бывало когда-то. От него здесь почти не осталось следов, разве что пятнышко на ковре в гостиной. Он помедлил у телефона. Теперь его беспокоило отсутствие вестей от Гласса, который должен был знать о его отъезде. Видимо, что-то неладно. Но он так и не смог набрать его номер. Он все еще стоял там, когда раздался звонок. Это был Лофтинг с двумя солдатами. Лейтенант казался неестественно счастливым.

— Мои ребята отвечают за опись и передачу, — объяснил он, когда они вошли. — И я решил воспользоваться случаем и попрощаться. Заодно раздобыл служебную машину, чтобы подбросить вас в аэропорт. Она ждет внизу.

Они вдвоем посидели в гостиной, пока солдаты пересчитывали на кухне чашки и блюдца.

— Кстати, — сказал Лофтинг, — американцы опять вернули вас в наше подчинение. Теперь за вас отвечаю я.

— Очень хорошо, — сказал Леонард.

— Прекрасная была вечеринка на прошлой неделе. Знаете, я стал часто видеться с той девушкой, Шарлоттой. Она замечательно танцует. Так что я обязан вам обоим. В воскресенье она хочет познакомить меня с родителями.

— Поздравляю, — сказал Леонард. — Она славная девушка.

Солдаты явились с бумагами, которые Леонарду следовало подписать. Для этого он встал.

Лофтинг тоже поднялся.

— А как с Марией?

— Она отработает сколько положено до увольнения, а потом приедет ко мне.

Это прозвучало вполне правдоподобно.

Все формальности были закончены, настала пора уходить. Они вчетвером вышли в прихожую. Лофтинг показал на чемоданы Леонарда, которые стояли у двери.

— Вы не против, если мои люди отнесут ваши вещи к машине?

— Не против, — сказал Леонард. — Большое спасибо.

Водитель служебного автомобиля марки «хаммер», который ехал в Темпельхоф, чтобы встретить кого-то из Англии, не сделал попытки помочь Леонарду с чемоданами. Они были сравнительно нетяжелыми, и Леонард внес их в здание аэропорта без особых усилий. Однако сама подобная ноша уже вызывала ассоциации. Леонард чувствовал, что у него мутится рассудок, и к тому моменту, когда он занял место в длинной очереди, его тревога готова была перейти в панику. Отважится ли он поставить свою кладь на весы? Какие-то люди подошли за ним вслед. Сможет ли он покинуть очередь, не возбудив подозрений? Публика вокруг него подобралась разношерстная. Впереди была сильно потрепанная жизнью семья — старики, молодая пара и двое маленьких детей. Их багаж состоял из огромных картонных ящиков и матерчатых узлов, перевязанных веревкой. Это, очевидно, были беженцы. Западноберлинские власти не могли пойти на риск и выслать их поездом. Все члены семьи молчали — то ли от страха перед полетом, то ли из-за того, что ощущали спиной присутствие высокого мужчины, подталкивающего ногой свои вещи. За ним громко разговаривали несколько французских бизнесменов, а дальше были двое английских офицеров — они стояли прямо и глядели на французов со сдержанным неодобрением. Всех этих пассажиров объединяло одно — их невиновность. Он тоже был невиновен, но это потребовало бы объяснений. Неподалеку, у прилавка с газетами, Леонард заметил дежурного в форме военной полиции, со сложенными за спиной руками и задранным подбородком. У входа на паспортный контроль стояли обычные полицейские. Кто из них выведет его из очереди?

Почувствовав прикосновение к своему плечу, он вздрогнул и обернулся чересчур быстро. Это пришла Мария. Она была в одежде, которой он никогда раньше на ней не видел. Ее новый летний костюм состоял из юбки в цветочек с широким ремнем и белой блузки с пышными рукавами и глубоким вырезом. Она надела бусы из фальшивого жемчуга — он и не знал, что у нее такие есть. Судя по ее виду, она хорошо выспалась. От нее пахло новыми духами. Они поцеловались, и она вложила свою руку в его. Ее рука была гладкой и прохладной. К нему словно вернулось нечто легкое и простое — по крайней мере, тень этого. Может быть, вскоре его чувство к ней возродится. Уехав, он начнет скучать по Марии и постепенно отделять ее от памяти о том фартуке, терпеливом заворачивании и смазывании краев клеем.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказал он.

— Мне лучше. А ты как — все бессонница?

Ее вопрос был неосторожен. Ведь кругом люди. Он подвинул чемоданы на свободное место, образовавшееся за беженцами.

— Нет, — ответил он и сжал ее руку. Настоящие жених и невеста, ничего не скажешь. — Мне нравится эта блузка, — добавил он. — Недавно купила?

Она отступила назад, чтобы он посмотрел. Даже в волосах у нее была новая заколка, на этот раз желтоголубая, еще более детская, чем обычно.

— Решила себя побаловать. А как тебе юбка? Она слегка повернулась для него. Она была довольна, возбуждена. Французы смотрели на нее. Кто-то позади присвистнул в знак восхищения.

Когда она подошла ближе, он сказал:

— Ты просто красавица, — Он знал, что говорит правду. Если он будет повторять это, пусть даже про себя, он почувствует, что это действительно так.

— Сколько людей, — сказала она. — Если бы сюда явился Боб Гласс, он бы придумал, как пропихнуть тебя без очереди.