Фельдмаршал должен умереть - Богдан Сушинский

Чувствовалось, что бойцы в партизанском отряде подобрались обстрелянные. Они горячечно пытались отбиваться, наладить хоть какую-то оборону, однако с позиций, на которых оказались, какое-то время спасаться от пуль еще можно было, но пытаться поразить сидевших на окрестных вершинах врагов представлялось делом, совершенно бессмысленным.

Как только под взрывами гранат умолк второй пулемет партизан, Курбатов приподнялся и приказал своим бойцам прекратить огонь.

— Переведи, — крикнул он Марио, — что я даю им пять минут, чтобы все уцелевшие поднялись и без оружия отошли ВОН на ту возвышенность у шоссе. В этом их последний шанс.

— Этот русский офицер может помиловать вас… — начал Марио, не очень-то придерживаясь дословности.

Пока итальянец объяснялся со своими соплеменниками, Курбатов приказал Оборотню связаться по рации с Умбартом.

— У вас гам тихо? — спросил он штурмбаннфюрера.

— Стрельба доносится оттуда, куда ушли вы.

— Вы не точны, Умбарт, она доносилась отсюда.

— Согласен. Теперь, вроде бы, затихло.

— Причем надолго. Немедленно выводите колонну из поселка, направив по обе стороны от шоссе боковое охранение, а также организовав мотоциклетный авангард.

— Организуем.

— И еще: реквизируйте у крестьян четыре подводы. Да не забудьте о веревках для пленных. Побольше веревок.

— Вы что, собираетесь перевязать половину Гарибальдийской бригады? — не понял Умбарт.

— Понимаю, успели привыкнуть к тому, что после любой стычки партизаны вяжут ваших корсиканцев.

— Вынужден признать, полковник, что в большинстве случаев так оно и происходило. Воевать на горных дорогах, где за каждой скалой тебя ждет засада, у каждого моста — мина, мы так и не научились.

— Сегодня как раз и появилась такая возможность, штурмбаннфюрер. Учитесь.

— В плен сдалось пятнадцать бойцов. Еще двое пытались схитрить: распластались среди убитых, но их обнаружили и закололи штыками. Курбатов приказал пленным выстроиться над обрывом и не спеша обошел этот скорбный строй. Почти всем мужичкам было за сорок; худосочные, изношенные, на ногах не обувь, а какое-то рванье.

Глядя на этих аборигенов-виноделов и козодоев, не поверишь, что они способны так зверствовать над пленными муссолинистами, как это мне уже не раз описывали. Вешают — так обязательно вверх ногами. Избитых до полусмерти обливают бензином и позволяют спасаться «живыми факелами…»

— Оборотень!

— Я, господин полковник.

— Этого, — указал на самого крепкого из партизан, — сбить с ног и швырнуть вниз на скалы. Да по-эффектнее.

Повторять приказ не понадобилось. Передав рацию кому-то из гладиаторов, Рундич медведем подкатился к рослому партизану, ударом в пах заставил его пригнуться, затем, выхватив за загривок, изо всей силы оглушил ударом в сонную артерию и швырнул вниз.

«Он напоминает мне Тирбаха, — подумал Курбатов. — Жаль, здесь нет барона. Получился бы великолепный дуэт».

Вторую жертву казак выбрал сам. Крестьянин пытался сопротивляться, но Оборотень сбил его ударом головы в живот, захватил так, что ноги оказались зажатыми под мышками и, раскачивая, ударяя головой о камни, попятился к обрыву.

— Третьего всего лишь припугни, попридержи на краю обрыва, на весу, — успел предупредить его Курбатов.

Партизан был ранен в ногу, но всё же рванулся подальше от палача, прямо на штыки конвоиров. Однако Оборотень настиг его, подсек ударом под колено, оглушил и, схватив за шиворот, словно щенка, потащил к обрыву.

— Здесь ведь не весь отряд? — ухватил Курбатов партизана за волосы. — Где еще одна группа?

Марио повторил вопрос.

— Не знаю! Не знаю! — в ужасе завопил партизан.

— Сначала тебе вспорют живот, точно так же, как ты вспарывал его беременной жене коменданта городка Пьеццо. Затем набьют камнями. И только после этого сбросят вниз. Если хочешь жить, объясни нам, где находится еще одна ваша группа.

Напоминание о мученической смерти жены коменданта, о которой Курбатов узнал от крестьян, подействовало на партизана парализующе.

— Но ведь это же не я вспарывал, — пролепетал он, едва сумел обрести голос, — этим занимались другие. Я не палач. Я вообще не был в Пьеццо.

— И это могут подтвердить другие бойцы?

Партизан замялся и низко, покаянно опустил голову.

— Впрочем, — смилостивился над ним Скорцени, — сейчас меня интересует не расправа в Пьеццо, а расположение второй части вашего отряда.

— Она двинулась в сторону монастыря. По зачем — не знаю.

— Чтобы устроить засаду?

— Да-да, чтобы устроить, — теперь партизан готов был подтвердить все, что угодно.

— Сколько там бойцов?

— Около десяти.

— Но среди них и те двое, которые обычно занимались минированием дорог?

— На минирование партизаны всегда ходили вчетвером. Среди них один минер-югослав. Вы не убьете меня?

— Вот видишь, сразу же стало легче на душе, когда высказал все то, чего двое сброшенных в обрыв до тебя сказать не хотели.

— Но ведь ты и не спрашивал их об этом! — возмутился пленный. — Ты, русский, даже не спрашивал их! Может, кто-то из них и ответил бы.

— А может, и нет. После их мученического молчания ты сразу же набрался храбрости. Так зачем рисковать ещё раз?

— Но ты обещал спасти мне жизнь.

— Я-то обещал. Пообещают ли твои друзья-партизаны, узнав, что предал именно ты. Но это уже ваши итальянские дела. У меня же и в России подобных дел хватает. Поэтому отпусти ты его, Оборотень. Пусть передохнёт перед дальней дорогой.

* * *

Как только колонна под командованием Умбарта приблизилась, полковник приказал связать подводы попарно, так, чтобы они не касались друг друга колесами, но в то же время и не смогли разъехаться. На каждую из подвод усадил по одному пленному-вознице со связанными ногами. А в связанные руки ткнули вожжи. Остальных пленных тоже связали и положили на подводы. Первая пара двинулась метров на пятьдесят впереди колонны, за ней — под присмотром пулеметчиков из бронемашин вторая, и только потом уже тронулась остальная колонна.

Что это за кавалькаду вы здесь устроили, полковник? — недовольно морщился Умбарт, которому хотелось поскорее добраться до аэродрома. — Партизан мы перебили, у монастыря наша засада. Пустим впереди танкетки, авось проскочим.

— Терпеть не могу «авось». Может, потому, что слишком уж оно русское — это понятие.

— Но мы теряем время.

— Это лучше, чем головы. Потерпите, со временем вам все откроется, — спокойно ответил князь.

Первая пара подвод подорвалась на мине уже километра через два. Вторая взлетела у самого моста, по ту сторону которого виднелись шпили монастыря, а по эту, в зарослях на берегу речушки, сидели в засаде корсиканцы Умбарта. Каким образом партизаны сумели заминировать дорогу прямо под носом у эсэсовцев, так и осталось для Курбатова загадкой, которой он не упустил случая задеть по самолюбию комбата.