Власть Варяга - Евгений Сухов

— Какой кошмар! Ведь ты же был совсем ребенок! — слегка побледнела Лада. Собственная боль отошла на второй план.

Улыбнувшись, Ростовский признался:

— Пожалуй, сейчас я тоже так думаю. Но в то время происходящее воспринималось мною как-то совершенно иначе. Может, потому, что я родился в этих местах.

— Так ты буддист?

Ростовский задумался:

— Сложный вопрос. Хотя можно сказать и так. Единственное, что я не признаю в буддизме, так это изречение: «Не нужно ничего делать, сядь на берегу и жди, и труп твоего врага проплывет мимо тебя».

— Мне страшно, — всхлипнула Лада, и Ростовский почувствовал, как по ее телу пробежал озноб.

— Не переживай, все будет хорошо.

— Ты сейчас какой-то другой. Что ты собираешься делать?

— Ты знаешь, как варан убивает свою жертву? — вместо ответа неожиданно спросил Ростовский.

Девушка пожала плечами и растерянно произнесла:

— Даже не догадываюсь.

— Так вот, он не в силах загрызть быка или буйвола, потому что эти звери, в сравнении с ним, очень большие. У него просто сил на это не хватает. Тогда он просто потихоньку подкрадывается к своей жертве и кусает ее. Вместе с укусом он вносит через зараженные зубы животному в кровь инфекцию, и укушенный буйвол погибает через три дня, а варану остается только терпеливо идти по следу умирающего зверя и ждать, когда тот свалится замертво.

— Ты говоришь страшные вещи, — произнесла девушка дрогнувшим голосом.

Ростовский усмехнулся:

— Разве?

— А ты не думаешь о том, что на каждое крупное животное находится зверь небольших размеров, которого они очень боятся?

— Хм… Какой-то у нас с тобой зоологический диспут получается. И какого зверя ты имела в виду? — спросил, улыбнувшись краешками губ, Ростовский.

— Змею!

— Варану это не грозит, — улыбка Ростовского сделалась широкой. — Он способен перетерпеть даже трехсоткратный укус гюрзы. Одной из самых опасных змей. Так что он даже поленится почесывать укушенное место. Вот так-то! Как зовут того человека, которому ты понадобилась? — спросил Ростовский.

— Мне страшно, — поежилась Лада.

— Ты не ответила на вопрос, — мягко напомнил Ростовский.

— Он заместитель главы администрации, — не сразу ответила Лада, — кажется, курирует бизнес. Очень влиятельный человек.

— Как его фамилия?

— Шурков.

— Валерий Алексеевич? — спросил Ростовский.

Ресницы Лады испуганно вспорхнули:

— Ты его знаешь?

— Хм… Не то чтобы хорошо знаю… Скажем так, мне приходилось иметь с ним дело.

— Это очень страшный человек, — предупредила Лада. — Хотя с первого взгляда это не видно.

— Не страшнее, чем другие, — парировал Ростовский. — Правда, он очень деньги любит, но сейчас это уже ни для кого не грех. Я пойду.

Илья взял Ладу за талию и поставил на ноги. Получилось слегка нервно, и он невольно укорил себя за резкость.

Девушка прикусила губу и, отвернувшись, негромко произнесла:

— Раньше ты никогда не прогонял меня с колен.

— Извини, но мне надо идти.

Получилось суховато, будто бы он хотел отделаться от нее.

— Я все поняла. — Лада сделала небольшой шаг, и под ногой зловеще хрустнуло битое стекло.

— Чего ты поняла?

— У нас никогда не будет так, как прежде!

Опустив плечи, Лада застыла в центре комнаты. В этот момент она напоминала воробушка с промокшим оперением. Следовало бы подбодрить ее, хотя бы единственным словом, но сил на сентиментальность не хватало.

— Извини, Лада, я пойду, — произнес Илья и вышел на улицу.

Смеркалось. Пройдет каких-нибудь полчаса, и на небе, словно на фотобумаге, проявятся мириады звезды, выписав кривую дугу Млечного Пути. Вечер удался не по-июльски прохладным, и Ростовский был доволен тем, что захватил теплый джемпер.

Машину Илья оставил в двух кварталах от дома и сейчас, топая по пустынному тротуару, наслаждался покоем и тишиной. Последние две недели выдались необычайно напряженными, домой Ростовский возвращался ближе к полуночи. Не было даже времени, чтобы полноценно отдохнуть, не говоря уже о том, чтобы сходить с Ладой в какой-нибудь приличный ресторан.

Шурков жил на Кутузовском проспекте, в элитном особнячке, затерянном в глубине двора. Место тенистое, а главное — очень спокойное. Сюда не доносились звуки клаксонов, а шум ревущих двигателей терялся где-то в густых кронах тополей. Маленький рай для нескольких избранных. И, судя по всему, Валерий Шурков входил в их число. Впрочем, неудивительно — с такими деньгами, что он брал от каждого бизнесмена, даже в аду можно выторговать у чертей собственный котел и наладить бесперебойную подачу дров.

Ростовский вошел в подъезд и поднялся по лестнице. Шурков жил на предпоследнем этаже за бронированной дверью, которая вполне сошла бы за вход в мощный бункер, где устанавливают баллистические ракеты. Но за этой дверью помещалось жилище чиновника средней руки. Если предположить, что каждый из коммерсантов платит ему хоть небольшой процент, то скудный ручеек поступлений запросто перерастает в бурлящую реку.

Илья Ростовский выкуривал уже шестую сигарету, когда к дому подъехал служебный джип «Тойота». Размашисто отворилась задняя дверца, и из салона выбрался Валерий Алексеевич, собственной персоной. Ростовский почувствовал, как в крови, приблизившейся к точке кипения, забурлил адреналин. Прикрыв глаза, Илья попытался сосредоточиться, и вновь, в который уже раз, память вернула его в далекое прошлое. На фоне темно-синего неба, какое бывает только в горах, он увидел стаю кружащихся белоголовых грифов, лениво помахивающих крыльями. Вот один из них, набравшись смелости, опустился на огромный валун и боязливо покосился на людей, сидящих в сторонке. Убедившись, что собравшиеся не представляют опасности, птица уверенно спланировала на труп, завернутый в темный холст.

Илья Ростовский до боли сжал кулаки и издал глухой стон. В центре толпы он разглядел себя, двадцатипятилетней давности.

Внизу гулко хлопнула входная дверь, и Ростовский услышал тяжелую поступь. Илья стоял спиной к поднимающемуся и слышал его короткое неровное дыхание. Ростовский со злорадством подумал о том, как его крупное лицо покрывается обильным потом, и о том, что сейчас Шурков наверняка прикладывает к влажной шее платок. Ростовский развернулся в тот самый момент, когда Шурков поднялся на площадку. Получилось резковато, даже слишком. Ростовский рассчитывал рассмотреть на его лице если не страх, то хотя бы нечто похожее на настороженность. Но его встретили абсолютно спокойные глаза.