Ольф. Книга третья - Петр Ингвин

Захар стоял как оплеванный, он надеялся на другой результат. Он даже хотел быть побитым, чтобы хотя бы так показать Маше и мне (в смысле – ее парню), на чьей стороне правда. Теперь Захар, как говорится, сел в лужу.

– Я не знал, – выдавил он.

– Прощаю, – снисходительно бросила Маша. – Дай телефон.

– Не дам, я тебя знаю, ты его разобьешь.

– Тогда сотри снимки. Сейчас, на моих глазах. И видео, если есть.

Я с удовольствием глядел, как опасные доказательства распадаются на пиксели и уносятся ветром цифровых технологий. Отныне мне ничего не угрожало, можно выдохнуть и жить спокойно.

Понуро сгорбившись, Захар сделал шаг к лестнице. Выстроенный им песочный замок иллюзий рухнул и завалил мечты о будущем. Остался пепел.

Маша отпустила меня и отодвинулась. Я потянулся к двери, чтобы закрыть.

Захар резко развернулся и со всей мочи заехал мне кулаком в нос.

– Ты не должен был так делать! – выкрикнул он. – Так не делают! Ты не прав, не прав, не прав!

Пару секунд он стоял на пороге в ожидании возмездия, но я был в шоке. От удара голова словно взорвалась, сознание на миг помутилось, потом пришла боль. Я просто стоял. Бить человека я не умею и не хочу. И за что его бить? Захар считал себя правым, он ударил женатика-соблазнителя. Если бы вопрос решался таким способом, я на его месте тоже ударил бы.

– Прости, Маша. Всего хорошего. – Захар быстро сбежал по лестнице.

Заперев дверь, Маша оглянулась на меня, глаза расширились:

– У тебя кровь!

– Ерунда. Одна капелька.

– А если он сломал тебе нос? Нужно ехать в травмпункт, делать рентген.

– Не надо. – Признаваться, что в школьные времена я получал по носу регулярно, не хотелось. – Перелом я бы почувствовал. Сейчас все пройдет.

Маша бережно проводила меня к дивану, усадила, вытерла кровь салфеткой, принесла лед из холодильника:

– Приложи.

– Говорю же – не надо, уже все прошло.

Маша села бок о бок со мной и вдруг прильнула ко мне – порывисто, чисто по-родственному, из сочувствия:

– Прости меня, дуру. Я так за тебя испугалась. Обычно Захар мухи не обидит, но когда дело касается меня… Не надо было выдавать тебя за Юру.

– Надо. – Я сидел с задранной головой и периодически проводил пальцами под носом. Крови не было. – Иначе Захар не отстал бы. Теперь все будет хорошо.

– Он едва не сломал тебе нос!

– Он думал, что бьет Юру.

– А досталось тебе.

Чем отличаются родственные объятия от неродственных? В моем случае разницы не было, я знал, что Маша не была мне родственницей, и ощущал объятия обычной девушки. Впрочем, слово «обычная» к Маше неприменимо. Она была красивой, обаятельной, притягательной. Вся целиком и по частям. Я ощущал ее прижавшуюся ко мне грудь, крепкий плен рук, из которого не хотелось освобождаться, жар живота и бедер. Если не отвлечься на что-то, Маша заметит, что с моей стороны объятия вовсе не родственные.

– Хорошо, что ты настояла удалить снимки, – сказал я, – они могли стать проблемой.

– Я понимала, чем тебе грозят такие снимки, однажды сама на таких обожглась, до сих пор аукается.

Наверное, она хотела сказать «икается».

– Это что-то личное, или можешь рассказать?

Я понимал, что именно личное, но рискнул и не прогадал. Правда, Маша отлипла от меня, что в некотором роде было плохо, но, оставшись сидеть бедром к бедру, начала рассказ, что было хорошо.

– По молодости и глупости я влипла в одну историю…

– Сколько тебе тогда было? – перебил я.

В возрасте Маши говорить «по молодости» – о каком периоде речь?

– Не имеет значения, – отмахнулась она. – Главное, что остались нехорошие снимки. Они попали к нехорошим людям. Если бы не брат, я бы не выпуталась из той истории. Зато я поумнела, теперь дую даже на холодную воду. Кстати, поэтому же держусь за работу в «Мураде», это единственное место, где безопасность персонала ставят выше клиентских капризов.

– Ты говоришь о клубе много хороших слов, но у меня не получается его представить, на ум лезут неприятные ассоциации.

– Стрип-клубы и бордели? Ничего общего. У нас другое направление, – Маша понизила голос, словно кто-то мог подслушать, – к нам приходят за другими зрелищами. Мужчинам же нужны не только женщины.

Упс, ну и заявленьице. Фантазия, прошу тебя: пусть все, что ты сейчас накидала, окажется неправдой!

– А кто еще?

– Не кто, а что. Клуб нашел свою нишу и успешно развивает. Люди согласны платить.

– Надеюсь, с наркотиками и подпольными азартными играми это не связано?

– Обидеть хочешь? Я не устроилась бы на работу в такое место. У нас все честно и очень дорого, поэтому клуб закрытый. Если получится, свожу тебя туда.

– Ловлю на слове.

Маша посмотрела на часы.

– До работы есть немного времени. Ты пострадал из-за меня, из-за моей глупости. Как я могу компенсировать?

Не знай я, что Маша принимает меня за близкого родственника, ее слова воспринялись бы не лучшим образом. Я ответил благородно:

– Как? Изменить жизнь так, чтобы ситуаций вроде той, что была сейчас с Захаром, больше не случалось.

– Это само собой. Если других пожеланий нет, предлагаю немного повеселиться. Ты все время сидишь дома или ходишь по ученикам, я ни разу не видела, чтобы ты веселился. – Маша порывисто вскочила. – Давай сыграем в «Поймай меня!»

– Какие правила?

Маша закатила глаза:

– Ну вот, говорю же – совсем не умеешь веселиться, даже игр не знаешь. Водящему завязываем глаза, он ищет и ловит второго, пока не поймает. Тогда меняемся.

Засидевшемуся, мне тоже хотелось движений, так что возражать я не пытался и тоже встал.

– Ты первый водишь!

Маша нацепила мне на глаза первую же попавшуюся под руку подходящую тряпку – постиранное кухонное полотенце, висевшее на сушилке под окном – и проверила, хорошо ли та сидит. Претензий не было, я ничего не видел.

– Провернись три раза на месте и ищи меня!

Пока я крутился, Маша куда-то тихо отошла. Сначала игра напоминала прятки. Прислушиваясь к каждому шороху, я обошел гостиную, поискав над диваном и поверх телевизионной тумбы, Маши там не оказалось. Тогда я сместился в прихожую. Маши там тоже не было. Следующей была кухня.

Когда глаза закрыты, включается воображение. В поисках Маши ярко и с детальными ощущениями вспоминалась наша с ней возня-борьба в мокрых майках после спонтанной «пенной вечеринки». Прекратил ту вечеринку именно я. Зачем? В тот момент решение казалось мне верным, а сейчас…

Что случилось бы, продолжись наша тесная и, местами, весьма откровенная борьба? Что получил бы победитель? В любой борьбе должен быть победитель, иначе это не борьба, а