Храм любви при дворе короля - Виктория Холт

Донси и Алиса были разочарованы больше остальных, однако сильнее разочарования был страх.

Томас продолжал:

– Дорогие мои, мы уже не богаты. Мы совершенно обеднели.

– Ничего, папа, – поспешила сказать Маргарет, – ты будешь с нами, это благо значит для нас больше, чем те, которые ты подразумеваешь.

Айли сказала:

– Папа, Джайлс и я будем заботиться о вас.

– Спасибо, милая дочь. Но можешь ли ты просить мужа взять мою большую семью под свое крылышко? Нет, у нас грядут перемены.

– Мы постоянно слышали, что ты очень умный, – сказала Алиса. – Разве ты не юрист, и разве у юристов нет так называемой практики?

– Да, Алиса, есть. Но юрист, который оставил практику одиннадцать лет назад, не может вернуться к тому, что имел. И если он уже не многообещающий молодой человек, а старик, которому пришлось оставить свою должность, то вряд ли найдет клиентов.

– Какая чушь! – заявила Алиса. – Я постоянно слышала, что ты пользуешься замечательной репутацией. Ты… сэр Томас Мор… недавний лорд-канцлер!

– Не беспокойся, Алиса. Мы справимся с этими трудностями. Я столовался в Оксфорде, в корпорациях Чансери-Инн и Линколнз-Инн, а также при королевском дворе, то есть поднялся с низшей ступени на высшую. Однако сейчас у меня ежегодный доход чуть больше ста фунтов. Поэтому впредь, если мы хотим жить вместе, нам придется собирать все деньги в один кошелек. Думаю, переходить сразу на самый скудный рацион не нужно. Поэтому спустимся не к оксфордскому рациону, не к рациону Чансери-Инн, а начнем с диеты Линколнз-Инн, в течение года мы сможем себе это позволять. Потом спустимся на одну ступеньку к рациону, которым довольствуются многие честные люди. Если нам это окажется не по средствам, опустимся через год к оксфордскому рациону, если не осилим и его, придется просить милостыню.

– Надоели мне твои шутки! – выкрикнула Алиса. – Ты оставил свою должность, и теперь мы не так богаты. Ты это хочешь сказать, мастер Мор?

– Да, Алиса, именно это.

– Тем хуже. Ты глупец, мастер Мор, и тебе очень повезло – ты смог завоевать расположение короля.

– Или очень не повезло.

– Очень повезло, – твердо повторила Алиса. – И Его Величество добрый человек. Разве я не видела его собственными глазами? Возможно, он не примет твою отставку. Я уверена, что ты ему по душе. Он ведь ходил по саду в обнимку с тобой. И… он снова приедет сюда поужинать с нами, я в этом уверена.

Алисе никто не стал возражать. Пусть тешится мечтами, что в этом плохого. Но все понимали, что Томас больше не нужен королю, те, кто хорошо знал королевский нрав, молились, чтобы король не испытывал ничего, кроме безразличия к своему бывшему министру.

Принесли лютни, Сесили играла на клавесине. Все ощущали себя счастливым семейным кругом. Все – даже Алиса и Донси – чувствовали, что были бы довольны, если бы этот круг мог сохраняться до конца их дней.

Однако они сознавали, что это невозможно. Сознавали это даже слуги, потому что новость дошла и до них.

Прежнего достатка уже не будет. Кое-кому придется уходить, и хотя слугам было понятно, что сэр Томас Мор не вышвырнет их на улицу, что он подыщет им новые места – возможно, у богатых людей, с которыми общался в сытые дни, это служило слабым утешением. Никто, пожив в этом доме, не будет полностью счастлив в другом.

* * *

Прошел год.

Прожили они его бедно. Дом в Челси был большим, с множеством едоков. Однако они были счастливы. В больнице продолжали оказывать помощь больным, избытка в доме не было, но живущие в нем неизменно делились с теми, кто нуждался. За столом всегда находилось место для голодного путника, еда, хоть и более скромная, чем раньше, вполне утоляла голод. Алиса стала еще больше гордиться своей стряпней, она открыла новые способы использовать травы, растущие в полях. Они собирали папоротник, палки, бревна и жгли в больших каминах, собирались погреться у одного огня, прежде чем разойтись по холодным спальням.

И все же то был счастливый год. Если бы так могло продолжаться и дальше, они бы не жаловались.

Аббаты и епископы собирали для Томаса крупные суммы денег. Он много написал, говорили они, церковь ему признательна, а деньги они считали лучшим средством выражения признательности. Томас денег, однако, не принимал. «Я сделал это, – говорил он, – не ради наживы».

Алиса ворчала на него за неуместную, по ее мнению, гордость, и они продолжали жить в скудости.

Шут Патенсон со слезами на глазах ушел работать к лорду-мэру Лондона. Томас, зная, что шут он никудышный и его представления об остроумии сводятся к высмеиванию чьих-то физических недостатков, устроил так, чтобы он переходил от одного лорда-мэра к другому и не страдал от перемены в судьбе своих хозяев.

Некоторые члены семейства успокоились, сочтя, что жизнь будет течь все так же тихо и ровно. Они не сознавали, что Томас играл слишком большую роль в делах страны и не мог оставаться от них в стороне.

Дела при дворе менялись так медленно, что люди, далекие от него, почти не замечали этого. Король провозгласил себя главой английской церкви. Брак его с Екатериной был объявлен недействительным. Вынудила к этому короля беременность Анны Болейн. Он решил, что если Анна родит сына, то не внебрачного, и ему уже надоело ждать.

Маргарет понимала, что тени все приближаются.

Однажды к причалу подошла барка, с нее сошел курьер.

Маргарет увидела его, играя на лужайке с детьми, Уиллом и Мери. Сердце у нее екнуло, в висках застучала кровь. Дети с удивлением посмотрели на нее; она взяла их за руки и заставила себя идти спокойно навстречу приближающемуся курьеру.

Одет он был, к ее громадному облегчению, не в королевскую ливрею.

Увидя Маргарет, курьер низко поклонился.

– Мадам, это дом сэра Томаса Мора?

– Да. Зачем он вам нужен?

– У меня письмо. Велено вручить ему лично.

– От кого?

– От милордов епископов Даремского, Батского и Винчестерского.

У Маргарет отлегло от сердца.

– Пойдемте, – сказала она, – я провожу вас к сэру Томасу.

Томас сидел в библиотеке, где проводил теперь почти все время. «Значит, он может быть счастлив, – думала Мег. – Может оставаться вполне довольным такой жизнью. Наша бедность не играет никакой роли. Он может писать, молиться и смеяться с членами семьи. Большего ему и не нужно. Господи, – безмолвно взмолилась она, ведя курьера к отцу, – пусть все остается, как есть… пусть он всегда будет таким, как сейчас».

– Мег! – воскликнул Томас, увидев дочь. Малыши бросились к нему, они любили его, усаживались ему на колени и просили почитать вслух. Он читал по-латыни и по-гречески, и хотя дети ничего не понимали, им нравилось видеть движения его губ и слышать его голос.