Он – Форс - Вероника Мелан

Полз вдоль стены дым – я выдыхала его вместе с напряжением.

«Мы славно потрудились».

Помнилась рука Крейдена, лежащая поверх моей в машине, помнились его слова – «ты молодец».

Все удалось. Все получилось.

И этот угасающий день, этот закат – мой. Каждой своей минутой.

Я докурила до половины, когда хлопнула входная дверь – на крыльце показался отец с мусорным мешком. Чего я не ожидала, так это того, что он окажется дома…

И, конечно, он сразу почувствовал дым, сразу завернул туда, где стояла я – мы встретились взглядами.

Напряглось нутро в преддверии нравоучений и упреков – все-таки редко какой родитель спокойно смотрит на курящее чадо, особенно если не курит сам. А мой не курил. Сейчас скажет: «Вилора, чему я тебя учил?» Подожмет губы, потребует, чтобы я затушила окурок…

Но он вдруг подошел, просто встал рядом; стало стыдно, что на него идет дым.

– Я не знала… что ты дома, – объяснила виновато, когда пауза затянулась.

Батя смотрел туда же, куда и я – на забор, за которым шелестела деревьями улица.

– Да. – Он взглянул на мусорный мешок, будто только что вспомнил про него. – Я последовал совету твоего… знакомого. Взял отпуск.

Вон оно как. Очень удачно.

– Это… хорошо.

Мы никогда раньше не стояли с ним вот так, как… одинаковые, что ли.

И совсем смутили его последующие слова:

– Курить можно… на балконе.

Он никогда раньше не признавал того факта, что дочь выросла, что у нее могут быть свои выборы, свои привычки.

– Да я нечасто…

Бычок я затушила аккуратно, так, чтобы на бетоне не осталось следа.

– Тем более.

Отец посмотрел на меня непривычно, растеряно.

– Я хотел поговорить с тобой кое о чем.

– Да? Я с тобой тоже.

– Отлично. Жду тебя в доме.

И он отправился к мусорным бакам, стоящим на заднем дворе.

*

Мы сидели с ним в столовой за пустым столом, и меня накрывало дежавю – видения нашего дома глазами Маргариты. Будто двоилось сознание. В ее воображении в холле было светло и солнечно, а в реальности смешались синеватые оттенки наступающих сумерек и искусственный свет желтых ламп. В ее картинке на столе лежала белая скатерть, в реальности – непокрытое дерево поверхности; я провела по ней пальцем. Шероховатая.

– Что ты хотел мне сказать?

В моем собственном «загашнике» лежала для него такая тема-сюрприз, что ее почти невозможно было, как шаловливого кота, удержать внутри.

Отец сцепил пальцы домиком, посмотрел на них.

– По совету твоего… Девентора…

«Ого. Моего. Еще и Девентора…» – он стал произносить это если не спокойно, то хотя бы вообще произносить. Признал.

– …я не только взял отпуск и передал дела Сэму. Жаль, кстати, что я не замечал его раньше – действительно толковый парнишка. А еще я назначил проверку…

Батю что-то смущало – наверное то, что предстояло сказать дальше.

– Проверку дел Генри?

– Да. – Лицо отца помрачнело, стало привычно серьезным, таким, каким я его обычно видела. – И отдел внутренних расследований выявил такое количество правонарушений, что… Я пригрел на груди предателя, свинью! Он уволен с таким штрафом, что теперь не выплатит его, даже если продаст дом…

У меня в груди теплело – все-таки справедливость существует. Почему-то хотелось улыбаться. Хотя вроде не к месту, ведь отец злился по-настоящему.

– Он не просто сливал деньги на зашифрованные счета, он пытался проворачивать свои собственные проекты за моей спиной. Оплачивая их из МОЕГО бюджета! Вот же мудак…

Не улыбаться становилось все сложнее – бранные слова отец использовал редко.

– Но сказать я хотел не об этом. Понимаешь, ты когда-то сказала мне про «пари», про то, что он использовал тебя, чтобы подобраться ближе ко мне, чтобы заполучить должность. И я тебе не поверил…

Давность событий не повлияла на чувства – в груди снова кольнуло.

– Я помню.

Батя смотрел как-то по-другому, иначе, нежели всегда.

– А ведь он мог, понимаешь, так сделать… Я понял это теперь. Всю жизнь я наставлял тебя, как жить, упрекал, а сам в людях, выходит, разбираться не научился. Оно ведь было, то пари?

Запоздалое возмездие – оказывается, оно не бывает запоздалым. Как и чье-то признание «я был неправ».

Я кивнула.

– Вот же скотина! Я позабочусь о том, чтобы должности выше дворника он в этом городе никогда не получил!

Хорошо, когда кто-то становится на твою сторону, пусть даже спустя много лет.

– Спасибо. – Меня тронуло не обещание «насолить» Генри, но искреннее раскаяние, проснувшееся в глазах отца. Кажется, он только теперь понял, как и почему его дочь стала такой – потому что осталась когда-то без внимания и заботы, без доверия со стороны близких, рано познакомилась с одиночеством.

– Прости, дочь.

Он давно не называл меня дочерью, все больше полным именем. Я положила свою руку поверх его – уже морщинистой, но все еще крепкой.

Повисло молчание – хорошее, теплое. И будто что-то снова началось оттуда, где однажды пошло неправильно, но уже по верным рельсам.

– Я не знал, как загладить свою вину… – Батя полез куда-то в карман, смущенный до предела, и вдруг достал оттуда то, чего я совсем не ожидала – два леденца на палочке. Совсем как те, которые покупал когда-то давно на ярмарке. Задолго до того, как я выросла, до того, как к нам в дом пришла Маргарита.

– Желтый или красный? – он вспомнил даже те слова, с которыми всегда протягивал мне их.

– Оба, – прошептала я тот же «код-ответ» из детства и не удержалась, поднялась, обняла его за шею.

Впервые обняла не пиджак, но отца – отца с теплым, оттаявшим сердцем.

– Так о чем хотела поговорить со мной ты?

Вот и настал момент правды – не печальной, но радостной.

Я втянула воздух – эпичные новости требуют эпичных пауз.

– Этот мой Девентор, как ты выражаешься, сделал тебе еще один подарок… Мы с ним сегодня ездили в тюрьму…

А спустя минуту отец орал с покрасневшим лицом:

– Как он посмел подвергнуть тебя риску?! Тебя?! Потащил… туда! В закрытую зону! А если бы тебя схватили?!

– Он знает законы!

– Он…

– Да ты дослушай… – отбивалась я. – Мы вытащили ее… Вытащили Маргариту! Она свободна! И она придет сюда завтра, придет к тебе…

Я никогда не видела его таким ошалевшим. Побелевшим и просветлевшим одновременно, онемевшим на целую вечность. Он раскрошился, он потерял способность говорить – просто сидел и шевелил губами, будто забыл, как складывать слова. А после, неспособный унять дрожь в ладонях, вдруг прошептал: – Здесь надо прибрать, да? – Как пацан, которому сообщили, что в гости придет школьница-звезда из параллельного класса. – Пыль… Полы…