Первая мировая в 211 эпизодах - Петер Энглунд

Как и на других фронтах, где воцарилось затишье, воздушные бои привлекают к себе внимание, явно не соответствующее их реальному значению. Они воплощают собой все, чего ожидают от войны, но что трудно найти сегодня: красочность, напряжение, драматизм — действо, в котором главенствуют мужество и ловкость отдельного человека. На днях по всем Салоникам возили сбитый немецкий аэроплан. (То, что его сбили прямо за французскими позициями, чистая случайность. В машине зияло всего-навсего одно пулевое отверстие, но пуля пробила бензобак.) Кинг ходила посмотреть на процессию. Впереди скакала союзническая кавалерия, следом ехали автомобили с гордыми пилотами-союзниками, а за ними аэроплан, погруженный на три грузовика, и замыкали процессию еще несколько автомобилей и конная колонна. Об этом дне Кинг рассказывает в письме, адресованном сестре:

Уже стемнело, идет дождь. Кинг лежит в палатке и пишет письмо сестре: оно получается коротким, так как у нее остается всего половина стеариновой свечки. Потом она готовится ко сну, на это много времени не требуется. Ей надо только снять ботинки и юбку, и она, полураздетая, тотчас забирается под одеяло, укрывшись сверху еще и шинелью. Завтра у нее и трех ее соседок по палатке свободный день, и она с нетерпением ждет его. Ей хочется выспаться. На завтрак у них будет три яйца, которые она купила сегодня вечером.

91.

Воскресенье, 13 февраля 1916 года

Рафаэль де Ногалес и дикие гуси на реке Тигр

Холодает. К одиннадцати часам утренний дождь сменяется обильным снегопадом. Плоская пустынная равнина, окружавшая их, оделась в экзотический белый цвет. Рафаэль де Ногалес находится на борту парохода, следующего по илистому Тигру на юг, на фронт. Он вновь стремится в бой, к опасности. Вчера он покинул штаб в Багдаде и отправился служить в кавалерийскую бригаду, которая участвует в тяжелых боях вокруг Эль-Кута.

Если бы не холод, то можно было бы назвать это путешествие приятным, почти идиллическим:

Де Ногалес действительно хотел уволиться из рядов османской армии, когда, истощенный, больной, он после своего долгого и опасного конного перехода из Саирта наконец достиг Алеппо. Ничто не могло заставить его изменить свое решение. Напротив. Вновь и вновь он натыкался на следы резни христиан, видел колонны депортированных армян, в первую очередь женщин и детей, “скелетов в грязных лохмотьях”, — под суровым надзором османских солдат они брели навстречу гибели.

Из военного министерства в Константинополе ему сообщили телеграммой, что его прошение не принято, и предложили полечиться в штабном госпитале. Де Ногалес не решился принять предложение. Будучи свидетелем геноцида, он опасался за свою жизнь. Вступив в тесные контакты с немецкой военной делегацией в Алеппо, он почувствовал себя настолько в безопасности, что через месяц реабилитации подал прошение о новом месте службы[147].

Сперва он получил место в администрации маленького захолустного городка в провинции Адана. Там он вел неравную, но небезуспешную борьбу с беспорядками, коррупцией и прискорбной некомпетентностью османского транспортного аппарата, пока неожиданная телеграмма в декабре не призвала его на новую службу, на этот раз — в штаб немецкого генерал-фельдмаршала фон дер Гольца, который командовал османской Шестой армией в Месопотамии.

Не без волнения, но в надежде на перемены и на окончание внутренней ссылки в Адану с ее караванами, де Ногалес отправился на юг, на фронт, в Месопотамию. Отражение британского наступления на Багдад расценивалось как крупная победа, при этом ожидали еще больших успехов, если удастся заставить капитулировать окруженный в Эль-Куте британский корпус. Сейчас вокруг маленького городка шли тяжелые бои, а кроме того, они велись и вниз по течению реки, где британские части пытались пробиться к осажденным.

Через несколько часов плавания по реке их встретили. Оба судна остановились. Он видит, как низенький человек в форме османского полковника, с остроконечной бородкой, держась “гордо, но скромно”, поднимается к ним на борт. Это Нуреддин, тот самый, который не только командовал разгромом британцев под Ктесифоном, но и непосредственно отвечал за успешное окружение корпуса Таунсхэнда. Нуреддин направлялся теперь в Константинополь, “униженный и всего лишенный”, смещенный с поста губернатора Багдада. Новый его губернатор Халиль не мог похвастать своими военными талантами[148], но обладал солидными политическими связями[149]. И теперь, когда в воздухе витает тень большой победы, он постарался узурпировать роль официального триумфатора.

Война ускоренными темпами продуцировала героев; газеты пестрели сообщениями о подвигах. Но имена этих героев столь же быстро забывались. Большинству из них уготована смерть или забвение. У победы под Ктесифоном был архитектор: немецкий генерал-фельдмаршал фон дер Гольц. Несмотря на свое высокое положение, он находится в изоляции, к тому же он болен и коротает свои дни в одиночестве в тесной и грязной походной палатке. В то время 72-летнему Кольмару фон дер Гольцу оставалось жить всего два месяца, его сразит тиф[150].