Охотник - Л. Дж. Шэн

всего пару недель и никогда не спят. Но иногда отдыхают. В остальное время они всегда в движении. Предпочитают есть нектар, а еще у них, как и у меня, три ноги. Но можно я расскажу тебе самый поразительный факт о бабочках?

Горячие губы Хантера коснулись моего уха сзади, и сердце забилось чаще, стараясь не вырваться из тела. Когда он успел подойти так близко? Когда развернул меня, что я оказалась к нему спиной?

Мне хотелось выпрыгнуть из кожи и убежать от него. От этого. Я закрыла глаза, чувствуя, как сжалось горло.

– Расскажи, – прошептала я, ожидая, что спугну бабочку движением своих губ. Но нет. Она осталась сидеть на моем лице. Я чувствовала, как она лениво хлопает крыльями, подползая ближе к Хантеру. Возможно, ей тоже хотелось услышать его ответ.

– Отложенное развитие. – Хантер сомкнул губы на мочке моего уха, мягко покусывая.

Я задрожала от его горячего дыхания, его язык прошелся по мягкой мочке. Я хотела, чтобы он разорвал мое платье, бросил меня на пол и взял сзади, сделав добычей, о которой так часто твердил.

– Когда температура опускается до определенного градуса, бабочки впадают в зимнюю спячку. Они в самом деле застывают во времени – в возрасте – и ждут, когда лето наступит и освободит их от непогоды. Бабочки не могут летать, когда им холодно.

– Совсем как Спящая Красавица, – вздохнула я, думая о часах, днях, неделях и годах, на протяжении которых была одержима желанием доказать, что я лучше Ланы. Нет, даже не лучше, а просто достойна. Я будто застряла в нескончаемой зиме, застыла и ждала того, чему сама даже не могла дать название.

Хантер улыбнулся, прижавшись губами к моему уху, а потом провел ими вдоль горла, вызывая у меня мурашки. Наши тела переполняло что-то чувственное и опасное, и я подумала, не пошли ли остальные нас искать? Кто-нибудь мог открыть дверь и увидеть нас, и тогда все, над чем мы трудились, все, что поставили на кон, полетит к чертям.

Но почему-то в этот момент мне было все равно.

– Принц не спасет тебя, aingeal dian. Он застрял в своем замке, сражаясь в собственной битве. Ты готова выйти из зоны комфорта и жить? – спросил он почти сокрушенно. Я никогда не видела его таким открытым, таким искренним. – Ты должна позволить жизни прикоснуться к тебе. Окунись со мной немного, малышка.

Я открыла рот, сама не зная, что скажу дальше. В тот же миг оранжевая бабочка улетела, кругами поднимаясь вверх, вращаясь, словно дым. Она села на люминесцентную лампу. Мне сразу стало ее не хватать. Я повернулась к Хантеру и прижала обе ладони к его груди, делая вид, будто не подпускаю ближе, но на самом деле просто ища предлог, чтобы снова к нему прикоснуться.

– Знаешь, я все время думала, что мой отец тебя возненавидит, но сомневаюсь, что это так. Мне кажется, что он даже немного симпатизирует, в своей очень черствой, очень осторожной манере. – Я прокашлялась, неубедительно меняя тему.

Хантер наклонил голову, поджав губы.

– Он думает, что ты птица более высокого полета, а потому я не представляю угрозы. – Он закончил мысль со смешком. – И он не ошибается. А вот мой отец хочет тебя придушить.

– Это чувство взаимно. Разница только в том, что, стоит ему попытаться меня придушить, как мой отец сам его придушит, а Сэм закончит дело. – Я вскинула бровь.

Хантер рассмеялся, сунув руки в карманы. Вокруг нас порхали бабочки, и я подумала: почему же он меня не целует? А потом вспомнила, что молила его этого не делать.

Слабоумный подросток во мне был разочарован тем, что Хантер уважал мои желания.

– Я рада, что ты не рос здесь. Этот город изматывает душу. Я удивлена, что Эшлинг оказалась такой классной.

– Эшлинг как кошка. У нее много сущностей. – Он так и не прикоснулся ко мне и сделал еще один шаг назад.

Смутившись, я продолжила разговор.

– Я хотела спросить, что ты имел в виду, когда сказал, что твой отец не является слабостью твоей матери? То, что он ей неинтересен?

– Она потеряла к нему интерес задолго до того, как он затащил Джин в свою постель. – Хантер склонил голову набок, лениво улыбаясь. – Но кроме того, я намекал на то, что я не его сын. Во всяком случае, не родной. У мамы был роман в промежутке между рождением Киллиана и Эшлинг, примерно в то время, когда она узнала, что отца балует минетами его секретарша. Это самый большой секрет семейства Фитцпатрик. Я узнал об этом в школе-интернате от друга, чей отец был знаком с моим. Очевидно, что во всех загородных клубах восточного побережья меня называли Красивым Ублюдком, потому что я был симпатичным малым, но незаконнорожденным.

У меня отпала челюсть. Внезапно я возненавидела Джейн так же сильно, как и ее мужа.

– Да это просто… – начала я.

– Огромное облегчение. – Хантер сделал вид, будто вытирает лоб, тихо посмеиваясь и отступив еще на шаг. Он уже был почти возле двери. Я не могла понять, почему он вдруг захотел увеличить дистанцию между нами.

– Я редко открыто обвиняю отца в измене, но когда все же делаю это, то всегда добиваюсь желаемого результата.

– Это какого? – спросила я.

– Полной потери самообладания главой семьи Фитцпатриков.

– А кто твой биологический отец? – спросила я, потупив взгляд. Я боялась услышать ответ.

Хантер отмахнулся от моего вопроса.

– Человек, не представляющий никакого интереса. Когда я спросил о нем мать, она сослалась на временное помешательство и сказала, что он был манекенщиком и свалил обратно в Восточную Европу, как только она ему наскучила. Что объясняет, почему я совсем не похож на па, Киллиана и Эшлинг.

Что объясняет, почему ты похож на греческого бога.

Это помогло мне понять, почему он чувствовал, что его здесь так сильно ненавидят, почему его отослали прочь, почему он считал себя ветреным плейбоем. Такую роль на него возложил его отец, и он со всем согласился. Пускай Хантер был одним из самых востребованных холостяков Америки, но люди, от которых он хотел внимания и тепла, его не поддерживали.

Он отступил еще на шаг.

Внезапно меня охватило непреодолимое желание его обнять, настолько сильное, что мне хотелось сжимать его в объятиях, пока он не поймет, как много для меня значит.

– Почему ты отходишь от меня? – не выдержав, воскликнула я, нахмурив брови. Хантер открыл дверь и шагнул за порог.

– Хочу проверить одну теорию, – сказал он, проведя ладонью по своей безупречной квадратной