Тит Антонин Пий. Тени в Риме - Михаил Никитич Ишков

– Кто будет «живцом»? – нахмурился пленник.

– Ты.

– А кого собираетесь ловить?

– Легата Присциана, племянника твоего хозяина.

– Вы соображаете, на кого посягаете?

– Соображаем. У нас есть полномочия. Например, бросить тебя в море на съедение акулам, если откажешься.

Пауза.

– После того, как ты исписал эти листы, – Флавиний указал на папирус, – у тебя не осталось выбора. Если ты поможешь уличить Присциана, тебе будет легче вернуться в Рим и даже, возможно, получить вознаграждение.

Секунд засмеялся:

– А не боишься, что сбегу? Или предупрежу легата?..

Флавиний тоже засмеялся:

– Куда ты денешься! У тебя семья в Риме, а от семьи не сбежишь. Раз уж ты, когда садился писать, взял ее в расчет, значит, ты сделал выбор.

Давай рассудим непредвзято, у твоего хозяина был единственный шанс провернуть свое грязное дельце, если сделать все втихаря, пока власть не опомнилась. Твой хозяин и его дружки считают принцепса благочестивым тюфяком, язвой добродетели. А он, как видишь, тоже не спит, что доказывает промашка, которая случилась с тобой.

После паузы вольноотпущенник продолжил уже всерьез:

– Что же касается твоего хозяина, я уверен, чтобы дорваться до власти, он ни перед чем не остановится. Он готов на все, вплоть до того, чтобы использовать диких германцев. О вызове в Италию легионов и говорить нечего, без них в любом случае не обойдешься. Тебе известно, как это бывает? Слыхал, наверное, как доблестные бойцы XIII легиона полвека назад во время братоубийственной войны стерли с лица земли италийский город Кремону? Я сам родом из Медиолана, а это совсем рядом с Кремоной. Взгляни на этого. – Он указал на Сегимунда, красавца-громилу с приметным синяком под глазом. – Что натворят в Городе такие молодцы? Мне есть что терять.

– Мне тоже, – угрюмо буркнул Секунд.

– Значит, договорились?

Пленник нехотя кивнул.

Бебий, сидевший спиной к двери, на мгновение расслабился – казалось бы, дело сделано, но в следующий момент Флавиний огорошил его вопросом:

– А теперь скажи, что ты должен был передать Присциану на словах?

Секунд отпрянул.

Бебий невольно схватился за кинжал, однако Флавиний придержал его.

– Я жду, – напомнил вольноотпущенник.

После долгой паузы вольноотпущенник Аттиана хрипло выговорил:

– На словах хозяин просил передать, чтобы Присциан был готов начать сразу, как только Урбик в Британии потерпит поражение.

Вольноотпущенник засмеялся, а Бебий отпустил рукоять кинжала.

– Вот это другой разговор! – удовлетворенно заметил Флавиний. – Когда Урбик потерпит поражение?

– Как только на острове сойдет снег и бриганты бросятся штурмовать Адрианов вал.

– Ты хочешь сказать, что им уже заплачено? – насторожился вольноотпущенник.

Лонг вновь схватился за рукоять.

– Слыхал, что золото им было отправлено сразу после Нового года.

* * *

Поздним утром первым на берег сошел Секунд.

Укутанный в плащ-пенулу с накинутым на голову капюшоном, он тут же смешался с толпой, и спустя минуту Бебий как ни пытался высмотреть его среди снующих вдоль причалов десятков купцов, торговцев, моряков и рабов, но так ничего и не разглядел.

– Смотри, глаза протрешь! – засмеялся Флавиний.

Его поддержал Осторий.

Вольноотпущенник нахмурился и приструнил гладиатора:

– Держи себя в руках. К послу императора относись с почтением. И своих людей предупреди. Нам пока еще не над чем хихикать.

– А что, если Секунд сбежит? – спросил Лонг.

Он уже привык к шуточкам Флавиния. Только здесь в Испании до Бебия дошло, что власть устроена не совсем так, точнее, совсем не так, как представлялось по школьным историческим хроникам, величавым поэмам и восторгам почитателей древностей, так что тыкать в глаза людям, подобным Флавинию, о котором даже в пустых разговорах, на пирах и частных беседах никто не упоминал, было не только глупо, но и бессмысленно.

…Поучиться бы у него, прикидывал Бебий, но вся эта таинственность, многозначительная, не без подмигиваний и, говоря откровенно, плебейская радости не вызывала. Как-то не по-граждански, не по, задуманному такими авторитетами, как Гай Марий, Камилл, Сципионы и Цезари, выходило.

…И не по-философски, как учили Зенон, Хрисипп и Эпиктет.

К удивлению Бебия, эта внезапно открывшаяся, ошарашивающая правда мучила куда сильнее, чем желание поучиться у Флавиния.

Здравомыслия хватало понять, все поступки вольноотпущенника – пусть самые нужные и самые важные для сохранения спокойствия в государстве, – не имели никакого отношения к истине, поискам которой с таким усердием все эти годы занимался Бебий с друзьями.

С тем же Марком Аврелием, например.

Теперь выяснялось, что подобным поступкам, какими пользовался Флавиний, явно недостает добродетели. Они были «беззначны» или «безразличны», как уверял тот же Зенон. Следовательно, использовать их можно как во благо человеку, так и во вред ему.

Ясно, что как раз эту плебейскую – «усеченную» правду имел в виду Марк, посылая его сначала в Египет, потом сюда, в Испанию. С точки зрения наследника, с детскими играми, размышлениями о мире ином – высшем! – о разуме, мировой душе-пневме пора было кончать. Но в таком случае, размышлял Бебий, покачиваясь в паланкине напротив уснувшего крепким сном Флавиния, следовало отвергнуть и смущавшие душу сомнения, составлявшие бóльшую и лучшую часть души.

Ему было жаль времени, потраченного, как теперь оказалось, впустую.

О душе и о пути, идя по которому можно было отыскать истину, твердил садовник у них саду, научая маленького Бебия накладывать на себя крест. Об этом же предупреждал Эвтерм, а этим людям он привык доверять. Конечно, с высоты учености их рецепт выглядел простоватым, но с его помощью, как ни крути, они сумели избавиться от тоски.

Однако пути назад или в обход указаний императора и наследника не было. Порученное ему дело, раз он согласился взяться за него, следовало выполнять.

* * *

Люди Остория добрались до дворца наместника в поздних сумерках. Привел их Храбрий.

Девушка, которую Барбар приставил к гостям, встретила их на пороге. Дак ласково поговорил с Атизией, та сразу покраснела и умчалась. Филомуз проводил гладиаторов в комнату, а Храбрий направился вслед за служанкой – помог ей принести еду и вино, и через полчаса люди Остория, да и сам ланиста, вполне освоились.

Бебий, слушая их разговоры, шутливую перебранку с Храбрием и Атизией, которая уже куда более резво носилась туда и обратно, даже съязвил про себя: «Сейчас споют!..»

И как снег на голову в полночь перед самым сном к нему в покои постучали.

Бебий, наволновавшийся за день, взял в руки оружие. Так с мечом-гладиусом и подступил к двери.

– Кто?

Из-за двери послышался голос Храбрия:

– Это я, господин…

Бебий отпер дверь.

Храбрий, не переступая порог, предупредил:

– Господин, мне пора. Скоро встреча с каким-то человеком. Отпусти Атизию… Флавиний просил.