Тень шпаги - Сергей Раткевич

— Нисколько, — искренне ответил первый министр.

Король кивнул.

— Соседи мигом явятся с визитом вежливости. Вот я и подумал, что если уж объединять наши королевства, то столица должна быть здесь, а не там…

— Несомненно, ваше величество.

— А раз так… у нас просто нет выхода. Или мы, или они. А они сильнее. И есть только один способ их ослабить.

Первый министр посмотрел на короля, уже понимая, ему не понравится то, что он сейчас услышит. Королю самому не нравится. Недаром он так тянет, подобно объясняя, что к чему. Очень уж ему не хочется говорить, что он намерен сделать. Но что может быть хуже того, что его величество уже сказал? Неужто недостаточно того, что своих придется убирать руками врагов?

— Вслед за армией маршала Эрдана я пущу наемников. Пущу так, чтобы гвардейцы их не обнаружили. У них будет одна и очень простая задача — убивать.

Последнее слово прозвучало настолько ожесточенно и окончательно, что первый министр аж задохнулся.

— Кого… убивать?

— Всех, — ответил его величество. — Селян и горожан, путников и домоседов, благородных и простых, детей и женщин, молодых и старых, всех, кого удастся найти и догнать. Убивать людей и скот, сжигать посевы и травить колодцы. Вслед за наемниками пойдут маги, насылать порчу на землю и уничтожать то, что не удастся уничтожить наемникам. Все эти злодеяния мы потом свалим на нашу доблестную гвардию. На маршала Эрдана.

Первый министр испуганно подумал, что в кои — то веки не понимает своего короля. Совсем не понимает. Он даже на миг подумал, а не сошел ли его величество с ума?

— Но зачем все это… весь этот ужас? — спросил он. И хотел бы спросить с прежним почтением, да не вышло. Испуганно получилось. Жалобно даже.

— Затем, что я хочу, чтобы этой зимой у ирнийцев был голод. И чтобы единственный хлеб, который они могли бы получить, был нашим хлебом.

— Если хоть одного наемника захватят… — пробормотал первый министр, думая о том, что его величество ничего не знает о голоде. Ничегошеньки. Это Тамб знает. Барон Тамб. Первый министр Тамб. Бывший солдат Тамб. А еще прежде солдатской службы — бывший бродяга Тамб, бывший погорелец Тамб, бывший мальчишка из Порубежья Тамб…

А вот его величество не знает. Он и представить себе не может, каково это, когда… первый министр запретил себе думать об этом. В конце концов, речь идет о врагах, а он давно уже не мальчишка с Порубежья. Пора бы наконец забыть об этом.

— Если хоть одного наемника захватят, — повторил он, — нас с вами проклянут во всех без исключения храмах.

— А вот для этого за наемниками и пойдут маги. Маги позаботятся о том, чтобы ни одного наемника не осталось в живых, и уйдут получать награду за проделанную работу. Случайно уцелевших после магов добьет наша доблестная армия, пришедшая на помощь страдающим соседям. Мы будем привозить и раздавать пищу, разумеется, придется охранять обозы с продовольствием. В голодающей стране это насущная необходимость. А потом войска, присланные для охраны обозов, займут несколько ключевых пунктов, надо же им где — то зимовать? Ты понял?

— Гениально, ваше величество! — привычно выдохнул первый министр. На самом деле ему было страшно. — А маги? Вы не опасаетесь, что кто — нибудь из них…

— А разве я сказал, что мы отпустим их живыми? — оборвал король.

— Вы сказали, что они получат награду, — ответил первый министр.

— Но не уточнил какую. На самом деле наградой им будет смерть, и это вполне справедливо. Можно ли оставлять жизнь запятнавшим себя столь чудовищными преступлениями?

— Потрясающе, — вздохнул первый министр.

Ему казалось, что он сошел с ума. Или это король спятил? Как может человек, творящий изумительные картины, вдохновенный, нежный, чуткий, преспокойно громоздить трупы на трупы, наваливать горы мертвых тел и своих, и чужих без разбору — и при этом оставаться совершенно спокойным?! Словно они все еще обсуждают композицию или колорит его очередной картины. Да нет, когда они обсуждают живопись, король куда сильней нервничает.

— Ты и в самом деле так считаешь? — пристально посмотрел на него король.

И первый министр похолодел от ужаса. Что, если король догадался?! Прочел мысли по выражению лица?!

«Что, если…»

Первому министру вовсе не улыбалось стать первым трупом в королевских планах. Ему вообще не хотелось становиться трупом. Когда из простых солдат внезапно превращаешься в королевского друга, барона и первого министра… как — то грустно сразу после этого становиться трупом. Да еще и просто так, по собственной глупости. Можно подумать, если он осудит королевский план, это что — то поменяет! Разве что для него лично…

— Ну разумеется, когда это я вам лгал? — солгал первый министр. — Один ваш враг помогает вам избавиться от другого, а вы, в благодарность за услугу, разрушаете то, что составляет мощь его государства, сваливаете вину на первого врага и предлагаете помощь второму. Красиво и коварно. Вполне ваш стиль.

Первый министр почти убедил себя, пока лгал. Почти уверился, что ему и в самом деле нравится безумный королевский план. Почти… почти… почти…

— Ну а теперь пойдем, посмотришь мою работу, — сменил тему король.

И первый министр облегченно вздохнул. В конце концов, он не наемник и не маг. Он всего этого ужаса не увидит.

— Невероятно, ваше величество! — искренне сказал он, радуясь, что можно больше не лгать. Это ведь такое утомительное занятие, даже и для придворного. Тем более — для него. Он — то начинал рядовым и все еще помнит, что это такое. Лгать, конечно, и тогда приходилось изрядно, но от его лжи не зависели судьбы государств. Людские жизни от его лжи не зависели. А теперь… эх, да что там! И теперь от него ничего не зависит. Ничегошеньки. Как его величество скажет, так и будет. Он — король. Ничего с этим не поделаешь.

— Невероятно, ваше величество! — повторил он, усилием воли обрывая неприятные мысли и возвращаясь к полотну. — Просто невероятно!

Как такой мастер может быть таким злодеем?

«Нет, он не злодей, он просто не понимает… Ему объяснить бы…»

«Объяснить?! Объяснил один такой… Его величество все понял, все прочувствовал… и голову повелел похоронить отдельно от тела. Вот и с тобой то же самое будет! А король все равно поступит, как сам решит. Он просто не понимает, что другие тоже люди, что они живые, что им больно… Они подданные, этим все сказано. Они все равно что краски, кисти или холст, а уж какую картину возжелает написать его величество Эттон… какую возжелает, такую и напишет. Так что говори ему, не говори…»

— Изумительно, ваше величество! Даже и упрекнуть не за что…

Картина и в самом деле была превосходна.

— А тень? — буркнул король.

— Оставьте как есть! — взмолился первый министр. — Далась вам эта тень! Рядом с такой красотой дышать страшно, а уж чтоб притронуться…