Конкистадор поневоле - Михаил Александрович Михеев

не вернулся – приняли католичество и остались за бугром. Что, с учетом Смуты в русском царстве, было не худшим выбором».

Похоже, инструктор ошибался насчет «всех». И был прав насчет католичества.

На Матвея грозный вроде бы мушкетон особого впечатления не произвел. Железной выдержки человек. И это притом, что сноп картечи из этой переносной гаубицы запросто выметет половину их группы. Причем мушкетон тут не единственный аргумент – пара внушительного калибра пистолетов у святого отца на поясе тоже висела, да и сабля была при нем. Даже без учета окруживших двор поляков арсенал грозный, и владеть всем этим хозяйством он явно умел. Похоже, каноническое церковное «без пролития крови» тут не котировалось – пара молитв, и римский бог простит прегрешения во славу его!

– Я тебя убью.

– Вряд ли, – священник знал, о чем говорит. Дистанцию он держал метров в пять, одним прыжком не достанешь. А шевельнуть пальцем, чтобы привести в действие свою пушку, много времени не займет.

Матвей это, впрочем, тоже отлично понимал, поэтому, несмотря на грозный вид, пока что лишь зубами скрипел от бешенства. Оставалось лишь гадать, когда этот супервулкан наконец рванет… Не рванул.

– Бросить оружие!

Гетман вошел во двор, что называется, «при параде». В том плане, что расшитый золотом красный камзол… Или кафтан? Да и черт с ним, какая разница – в нюансах здешней моды Семен все равно не разбирался. Главное, что яркостью он мог поспорить с атомным взрывом. Выпендрежник… С другой стороны, варвары вообще любят яркие цвета. Прямо как сороки – тем тоже нравится все, что блестит.

Контрастом с этим великолепием смотрелись потрепанные серые штаны и грязные сапоги. Поизносился шляхтич в походе, ничего не скажешь. Но главным была все же не одежда. Главное – то, что он держал в руках.

А в руках он держал Матрену. Точнее, ее волосы, намотанные на кулак левой руки. Человек явно знал, как обращаться с женщинами – ни брыкаться, ни устраивать скандалы Матрена физически не могла. Только идти, куда ее направляли, выгнувшись и поднявшись на цыпочки. Надо учесть позитивный опыт…

Поймав себя на этой мысли, Семен с трудом удержался от того, чтобы глупо хихикнуть. Нервы, все нервы. У остальных тоже, кстати. А потом на землю упала сабля Матвея, и Семен понял, что несгибаемый атаман проиграл. А с ним вместе проиграли и его люди, что, учитывая местные нравы, означало одно: смерть.

К слову, гетман был не один. Чуть позади и слева расположился тот, иезуит который. Бледный, как сало, но вряд ли от страха – скорее уж, от усталости. Все же столько времени удерживать в кулаке всю эту вольницу само по себе тянет на эпический подвиг. Тут не то что бледным – зеленым станешь. В пупырышках!

Монах их, кстати, тоже узнал и довольно театрально сделал приветственный жест. Ручкой, значит, помахал. С такими способностями к лицедейству в Мариинку не возьмут, конечно, однако для местной бродячей трупы хватит на примадонну… Улыбнулся широко, точнее, оскалился во всю пасть:

– А, старые знакомые, – нет, все же ошибся Семен, театральная стезя явно не конек монаха. Слишком много патоки в словах. – Признаться, я был о вас лучшего мнения.

– И почему же?

Вот не удержался Семен, и все тут. Иезуит, впрочем, не обиделся.

– Потому что, не найдя вас среди убитых, решил вначале: сбежали, сверкая пятками. Честное слово, это был бы для вас самый лучший выход – преследовать вас не имело смысла, да и технически это довольно трудноосуществимо. Мы не стали бы терять время и силы – так или иначе, вы не опасны. К тому же, если не дураки, то сидели бы тихонечко и не высовывались. Может, за океан бы подались – тоже неплохой вариант.

Семен уронил челюсть. Стук по соседству подтвердил аналогичную реакцию со стороны лейтенанта. Однако так просто оставить последнее слово за противником он не мог. Привычка к спорам в интернете там, в родном времени, частенько приводившая к вялотекущему переругиванию по сети со взаимными оскорблениями, и здесь не дала сидеть спокойно:

– Не много ли о себе думаешь? Такое впечатление, что у тебя полномочий на дивизию разведчиков хватит. Кто вы такие, а? Хотя нет, дай я сам догадаюсь. Aгa, понял. Вы – особый отряд ДПС Москвы имени Бориса Моисеева!

Иезуит улыбнулся покровительственно:

– Лайся-лайся, это вообще уже никого не волнует. Лучше ответь честно: вы и впрямь думали, что являетесь центром мироздания? Вынужден разочаровать вас. Здесь вы – просто довесок. Приятный, не спорю. Можно красиво доложить наверх. Но все же меня интересовал совсем другой человек.

Кто именно, он не сказал, но глазами шевельнул непроизвольно. В сторону Матрены, что интересно. Семен вздохнул, поглядел на Матвея. Тот стоял и выглядел… мертвым. Вот бывает так. Выдернули из человека стержень, стимул к жизни – и превращается он в куклу. Вроде бы ходящую, говорящую, но – куклу, без эмоций и желания хоть что-то сделать. Да и просто жить такая кукла не хочет. Ей уже все равно.

Он перевел взгляд на девушку и увидел ее глаза. В них, помимо боли, имелось и еще что-то. Лишь через секунду он понял, что именно. С такой отчаянной надеждой на него еще никто и никогда не смотрел. А осознав это, Семен плюнул на все, отбросил немногие оставшиеся в голове крупицы осторожности и решился:

– Слушай, гетман… Как тебя там? А это правда, что ты малость трусоват и один на один никогда не дерешься?

Гетман проигнорировал его, однако Семена было уже не остановить. Повернувшись к лейтенанту, он громко, так, чтобы слышали все, сказал:

– В свое время я читал в сети интересную заметку. Там рассказывалось, как польский альпинист залез на самую высокую вершину Польши и обнаружил, что там живет обыкновенная домашняя кошка.

Лейтенант не понял мысли, но все же подыграл:

– Кошки – они вообще со странностями.

– Угу. Но более всего мне понравился тогда комментарий. «Какова страна – таковы и тигры».

– Да, таковы и горы, это тоже факт. Порядка двух тысяч метров там, кажется?

– Чуть больше, но непринципиально.

– Тогда я еще добавлю, что какая страна – такие и альпинисты.

А вот этого стерпеть у потомственного шляхтича не получилось. Все же поляки – народ гордый. Им ум, честь, совесть и рассудок очень часто заменяют знаменитый польский гонор и раздутое до предела самомнение. Гетман не был исключением и лишь скривился:

– Смерти ищете? – нехитрую игру напарников он раскусил моментально и, кажется, не имел ничего против. – Ну, давайте,