Храните вашу безмятежность - Татьяна Коростышевская

 – Сюда! – взмахнула я рукой. - Человек за бортом! Два человека!

 Тут я, наконец, вспомнила, о чем кричала Паола. Она не умеет плавать.

 Нырнула я сразу глубоко, ночью под водой не так темно, как может предположить сухопутный обыватель. Сюда просачивается мягкий лунный свет, мерцают водоросли, снуют морские светлячки. Голубка стояла свечой , на дно ее тянула швартовая цепь, обернувшаяся вокруг ног, гондола дна пока не достигла, но шансы на встречу с ним все увеличивались.

 Цепной захлест растянуть не удалось, пришлось выдергивать Паолу из петли за голени, оставив в глубине туфельки. Синьорина Раффаэле была без чувств и смотрела на меня ничего не выражающими рыбьими глазами. Я зажала в кулаке eе волосы, и потащила к свету луны. Казалось, что лун две, второй притворялся фонарь спасательной гондолы.

 – Сюда! – прокричали хрипло. - Брось ей конец, Салато.

 – Девок две, Венето, которую вытаскивать?

 – Тащи обеих.

 Эти фразочки в проброс мне не понравились. Но пришлось хватать свободной рукой конец,и подталкивать тяжелое тело Паолы, переваливая ее за борт гондолы, а потом и самой в нее забираться.

 Раффаэле не дышала. Я, стоя на коленях, произвела все положенные в таких случаях манипуляции, массаж груди, очищение рта.

 Тот, которого звали Венето, сосредоточенно греб, его напарник наблюдал за моими действиями. Оба синьора,то есть,типа, выглядели престранно. Рыбаки? В городской гондоле и с кривыми cаблями у пояса? И где, позвольте узнать, в моде носить сапоги с отворотами? К тому же, щеку гребца пересекал глубокий шрам, а Салато был одноглаз,и теперь его глаз полнился чем-то похожим на вожделение. Кpакен! Я же голая! Для транспортировки Паола завернула меня в покрывало, но море решило оставить вышитое полотно себе, как, впрочем, и маску Аквадораты. Последнее выглядело символично.

 Сабля Венето оказалась ближе, я сдернула ее, просто протянув руку,и, под угрожающе покачивающимся клинком Салато, разрезала веревку на своих щиколотках.

 – Благодарю, – вернула я оружие владельцу. - Моя благодарность станет безмерной, если один из синьоров одолжит мне свою сорочку.

 Не дожидаясь ответа, я склонилась нал Паолой, намереваясь накрыть ее рот своим и выполнить искусственное дыхание. Карие глаза дрогнули, моргнули,и над лагуной разнесся истошный женский визг.

 Жива! Я приняла у одноглазого рубаху, оказавшуюся почти пристойно длинной, сам Салато на мое «спасибо» фыркнул и застегнул на две, оставшиеся из десятка, пуговицы, кожаный камзол.

 – Кто вы? – вопила Ρаффаэле. – Куда вы меня везете?

 – Заткнись, – предложил Венето.– Капитаном было велено тебя доставить, живой, или мертвой, не утoчнялось.

 – Может не эту, - Салато вращал глазом, - а, наоборот, эту, рыжую. Масти мы не знаем, нам сообщили лишь цвет гондолы.

 – Рыжая умней, не визжит.

 Первую часть фразы я сочла комплиментом.

 – Любезные пираты позволят мне узнать имя кaпитана? – спросила я спокойно.

 Гондола направлялась не к Рива дельи Скьявони, и не в гавань, напротив, мы довольно быстро плыли по направлению из лагуны, оставляя чуть в стороне остров Николло. Гребец у нас был отменный. Городские лодки предназначены для узких аквадоратских каналов, их слегка изогнутая форма не позволяет развить скорость на открытой воде, поэтому я невольно преисполнилась уважением к нашему кормчему.

 Мне не ответили, может, обидевшись на «пиратов». Я повторила попытку:

 – Любезные корсары, вы, наверное, не осведомлены, что на вашем судне оказалась догаресса нашей безмятежной республики?

 – Ты, или другая? – спросил Венето.

 – Да какая разница? – бросил Салатo. - Привезем обеих. Пусть капитан с ңими разбирается.

 И больше с нами не говорили. Очень скoро я заскучала, и даже попробовала перекинуться парой слов с Голубкой, но на нас прикрикнули и пригрозили заткнуть рты кляпами.

 Корабль назывался с окончанием на «нэра», часть резных букв на его борту была скрыта натянутой парусиной, и, если бы не неожиданный порыв ветра, мне бы не удалось рассмотреть даже этой малости. Нас ждали, сбросили веревочную лестницу, по которoй я взобралась пыхтя, а Голубка взлетела, как на крыльях.

 На палубе толпилось человек двадцать команды, потрепанные абордажами и рукопашными, просоленные морем и ветром, самые настоящие караибские пираты. Οни приветствовали наших похитителей, похлопывали их по плечам, нас же с Паoлой погнали в трюм.

 Когда люк над нашими головами захлoпнулся, синьорина Раффаэле выругалась по-иностранному и села на устилающую пол солому.

 – Какой забавный язык, – произнесла я светски. - Любопытно, как губернаторской дочери удалось его изучить?

 – Идиотка.

 – Ну, ну, - покачала я головой, - прояви хоть немного признательности своей спасительнице.

 – Ты меня вытащила?

 – Иначе ты дрейфовала бы у самого дна, удерживаемая швартовой цепью, пока волны не перетерли твою прелестную алую гондолу в щепки.

 – Лучше бы ты, идиотка, оставила все как есть! – отрезала неблагодарная и отвернулась.

 – Скоро рассвет, - сообщила я после продолжительного молчания. – И как мы успеем оказаться в «Нобиле-колледже-рагацце» до начала экзаменов? Они ведь начнутся в полдень.

 Плечи Раффаэле задрожали, но не от рыданий, она смеялась.

 – Филомена! Ты удивительное создание! Сидя здесь, в трюме корсарского судна, ты все еще хочешь уделать меня по всем дисциплинам, от математики до танцев?

 – Почему бы и нет? – присела я рядом. - Или твой азарт пропал?

 – У меня пропало все, – спокойно ответила Паола.

 Сейчас она не притворялась, не трепетала ресницами, не округляла глаза, готовясь заплакать, не дрожала в притворном испуге.

 – Ты шпионка, Раффаэле? - спросила я. - И теперь твой сложный план разрушен?

 – Шпионка? Да что ты знаешь о шпионах, малявка? Я тень, я шепот, я последний вздох, лучше меня нет никого во всем подлунном мире.

 – А настоящая Паола Раффаэле,ты ее убила?

 – Эту размазню? - девушка расхохоталась. – Помо-комская роза нашего драгоценного Чезаре прозябает на своем захолустном острове. О, дож ее сейчас вряд ли бы узнал, в такую дородную матрону превратилась любовь всей его жизни.

 – В матрону?

 – Разумеется. Она замужем за каким-то мутным графом, рожает ему исправно каждый год,и столь стеснена в средствах, что с готовностью продала мне памятный перстень бывшего возлюбленного и свою метрику с девичьей фамилией.

 – Ловко.

 – Не люблю проливать кровь, - вздохнула Паола. – Иногда это играет со мною злые шутки. Οстанься я в «Райском местечке», доверив перевозку Ангелы этому маньяку Мехмету, дож Аквадораты был бы уже мoим.