Диагноз - Алан Лайтман

— Девять часов, — объявил Дэвид Гамильтон.

— Я и сам уже это заметил, — сказал Ланкастер и поднялся с дивана.

Позже, после отъезда людей из группы «Сперри», когда Билл сидел в своем офисе за компьютером, ему позвонила Эми. Мистер Митракис хочет срочно видеть мистера Чалмерса. Что-то пробормотав в трубку, Билл взглянул на часы. Было двенадцать семнадцать. Минута за минутой, весь истекший час сыпался на экран монитора бесчисленными словами и цифрами. Билл вздохнул, закрыл файл, нажал кнопку защиты экрана, несколько секунд последил глазами за рыбками, плывущими по виртуальному пруду, и, выйдя из офиса, тяжелой, шаркающей походкой направился к кабинету президента. Билл был пьян от усталости, его шатало от стены к стене, а августовское солнце, бившее сквозь бесконечные стекла громадных окон, нещадно резало глаза. Мимо, как бестелесный силуэт, промелькнула Лесли с кипой бумаг, которые надо было отсканировать до обеда.

Открыв дверь президентского кабинета, Билл сразу почувствовал напряжение, висевшее в воздухе. На краешке обтянутого белым полотном дивана сидел незнакомый мужчина. Одетый в мятую безрукавку президент, облокотившись на письменный стол красного дерева, упорно смотрел себе под ноги, словно пытаясь найти на полу давно потерянную вещь.

— Билл. — Митракис поднял голову и вяло улыбнулся. Он встал, огромный в своей белой рубашке. Его лицо то ярко освещалось отблесками, отраженными от лопастей серебристого вентилятора, вращавшегося над головой, то вновь покрывалось тенью. — Прошу.

Он знаком предложил Биллу войти.

Незнакомец встал с дивана.

— Билл, — продолжал Митракис, — это Фрэнсис Шерер из фирмы «Дорган и другие». Он один из юристов «Плимута».

Мистер Шерер неподвижно стоял возле дивана, держа в руке записную книжку, сшитую спиральной металлической проволокой. Это был крупный, как Митракис, мужчина с копной каштановых волос. В глазах, прикрытых тяжелыми, припухшими веками, застыла печаль. Шерер кивнул Биллу и протянул ему руку.

— Садитесь, Билл, садитесь. — Митракис тяжело опустился на стул возле письменного стола.

Мистер Шерер тоже сел, положил на записную книжку серебряную ручку и задумчиво почесал толстую шею.

— Билл, — заговорил президент и вздохнул. — Боюсь, что нам придется отпустить вас.

Мистер Шерер взялся за свою серебряную ручку. Внутренняя дверь за диваном, ведущая в конференц-зал, была полуоткрыта. На столе стоял оставленный после презентации проектор слайдов — металлический ящик, блестевший в полутьме зала.

— Мне очень больно об этом говорить. — Митракис беспомощно улыбнулся и замолчал, словно ожидая, что скажут другие. — Я очень привязан к вам, Билл, — продолжил Митракис и перевел взгляд на стеклянное пресс-папье. — Вы были очень ценным сотрудником «Плимута» в течение восьми, нет, уже девяти лет… Но в последние пару месяцев вы перестали справляться с делами, особенно после ограбления. — Он сделал паузу и посмотрел вверх. — Как это было ужасно, мы очень за вас переживали! — Он горестно покачал головой.

Мистер Шерер кашлянул. Митракис несколько раз провел рукой по лицу, которое от волнения покрылось красными пятнами.

— Билл, мы не можем держать на работе всех младших партнеров. Вы это знаете. Мы всем говорим об этом. «Плимут» просто не может позволить себе такой роскоши. Мы не могли держать на работе Элен. Два года назад уволился Марк. Есть вынуждающие обстоятельства…

Он поднял голову и с несчастным видом оглянулся на мистера Шерера, потом снова посмотрел на пресс-папье, взял его в руки и принялся вертеть в ладонях.

— Вы же знаете, что очень отстали в работе. Вы же знаете об этом, не так ли? — Он помолчал, продолжая вертеть в руках пресс-папье. — Отношения с «Транскомом». «Диджител» жалуется, что вы трижды, в разное время, присылали им неполную информацию. «Гановер-Брайс-Груп» уже списала на нас свои убытки за третий квартал. Билл, что происходит? Я не понимаю. Это действительно было ограбление? Скажите мне.

Он посмотрел на Билла, ожидая объяснений. В наступившей тишине было слышно, как работает вентилятор проектора слайдов.

Митракис довольно долго молчал, потом снова потер ладонями свое покрытое пятнами лицо.

— Все это подтверждено документально, — проговорил он так тихо, что мистер Шерер перестал писать и приложил к уху ладонь. Митракис повторил сказанное почти так же тихо и указал на папку, лежавшую рядом с клавиатурой его компьютера. Он снова посмотрел на Билла и умоляющим взглядом предложил ему хоть что-то ответить. Не дождавшись, дважды стукнул кулаком по столу. — Ах, черт, черт, мне действительно жаль вас терять, Билл. Очень жаль.

— Мы все очень сожалеем об этом, — сказал и мистер Шерер.

Митракис встал и тяжелыми шагами прошелся по синему восточному ковру. Отойдя в противоположный конец кабинета, он сунул руки в карманы и принялся пристально рассматривать какую-то заключенную в рамку грамоту, висевшую на стене. В соседней комнате, у секретаря, зазвонил телефон. Сохраняя на лице мрачное выражение, президент вернулся к столу и взял в руки большой коричневый конверт.

— Здесь полное описание выходного пособия. Деньги, медицинская страховка за шесть месяцев и другие вещи. Мы полагаем, что это достаточно щедро, и я тоже так полагаю. — Он вздохнул. — Прочтите эти документы…

Губы президента продолжали шевелиться, но Билл перестал слышать слова. Кабинет погрузился в непроницаемую тишину, поглотившую все звуки.

Свернув с шоссе на маленькую, усыпанную гравием стоянку перед магазином «Сельская старина», Билл увидел там несколько автомобилей. Мотор одного из них работал, а другие стояли так близко к входу, что почти загородили написанную от руки вывеску: «Комнат отдыха нет». К входной двери перестроенной двухэтажной фермы из красного кирпича были небрежно прислонены древние беговые лыжи.

Билл остался сидеть в душной машине, вытирая лицо и шею куском ткани. Надо ли пойти и сразу сказать Мелиссе, что он только что лишился работы, или подождать, пока уйдут покупатели? Он вздохнул и посмотрел на часы. Два часа семнадцать минут, самый разгар рабочего дня. Все люди на планете в такое время зарабатывают деньги на своих рабочих местах, все, кроме него, Билла Чалмерса. Но он не в счет, потому что он мертвец, и даже хуже того, он — изгой. Он перестал быть частью этого мира, превратившись в ночной кошмар, призрачное сновидение. Идти сейчас, идти позже или сразу ехать домой — какая, в сущности, разница?

Он безвольно откинулся на спинку сиденья и принялся разглядывать цветные флаконы в витрине магазина. Их было восемь: три кобальтово-синих, два прозрачных и три грязно-коричневых. Старые медицинские флаконы. За стеклом витрины были видны вещи, развешанные на стойках, между которыми ходили люди. Угол старой фермы расплывался и вибрировал в жарком мареве. Голова Билла упала на грудь, веки начали медленно смыкаться. Мотор его машины зачихал и заработал с перебоями, готовый заглохнуть от жары. Краем глаза Билл заметил какую-то женщину, которая вышла из магазина с желтым плетеным стулом и деревянным ларем. Она аккуратно сложила покупки в багажник, поправила широкополую шляпу и выехала со стоянки, взметнув тучу мелкого гравия и пыли. Билл закашлял и, подняв стекло, подождал, пока пыль не осела на гравий, а воздух не обрел вновь свою прозрачность и тягучую вязкость восьмидесяти пяти градусов по Фаренгейту. Через несколько минут к магазину подъехала еще одна машина. Было два часа двадцать девять минут. Нет, так он не дождется подходящего времени для разговора с женой. Билл разорвал на мелкие клочки одну дорожную карту и медленно вошел в магазин.