Со стыда провалиться - Робби Робертсон

Я быстро ехала по ровной дороге и пыталась отвлечься от сочинения скромной речи, в которой фигурировал очень кстати подвернувшийся дедушка из Керри, однако ни слова не говорилось о выброшенном пианино и полученном в приданое земельном участке. Я тщательно избегала словосочетания «возвращение домой». Я не упоминала, что по странному совпадению в жюри, состоящее из двух членов, входит моя школьная учительница английского; я не обмолвилась и о том, что по своему предмету она всегда ставила мне «удовлетворительно». Признаться, я просто вычеркнула эту последнюю деталь из текста речи, которую усиленно «не репетировала» на дорогах Северного Керри. Как ни крути, но этот факт меня не украшал. Я не стала упоминать еще одну мелочь: однажды мы писали сочинение, и учительница поставила мне «хорошо» за «все, кроме последнего абзаца», но общая оценка все равно осталась «удовлетворительно», потому что она сочла конец слишком сентиментальным. А сочинение-то было про летние каникулы, проведенные на ферме у бабушки с дедушкой. Я не сказала и о том, что именно это детское сочинение во многом послужило основой для одной из частей той самой книги, за которую мне вручат (или не вручат) премию «Керри ингредиенте» за лучшее художественное произведение на ирландском языке в рамках Листоуэлской литературной недели. Ничего этого я не включила в свою речь, которую «не проговаривала» в уме. В моей голове так и крутилось: «тогда, в 1976-м, мое сочинение не понравилось ей так сильно», и затем — слабая надежда: «зато теперь все встанет на свои места».

Указателей к месту проведения Литературной недели нет, потому что все и так знают, где это. Длинная прямая дорога ведет прямо в Листоуэл, поедете по ней до поворота на городскую площадь, на повороте стоит отель «Листоуэлский герб». Все, приехали.

Нога, которой я девять часов жала на педаль акселератора, дрожала от напряжения, когда я, перекинув через руку платье на плечиках, вошла в холл отеля. По правде говоря, было непохоже, что женщина за регистрационным столиком «очень, очень хочет меня видеть». Мое имя ей ничего не говорило; тем не менее, сверившись со списком, она сказала, что через пятнадцать минут придет фотограф. В номере я приняла холодный душ, слегка похлопала себя по щекам, надела платье и, глядя в зеркало, старательно выполнила упражнения для губ. Придирчиво осмотрела себя, потом заговорщицки подмигнула своему отражению и с гордо поднятой головой покинула номер.

В холле я встретила свою бывшую учительницу английского. Мы пожали друг другу руки, пошутили насчет того, как все изменилось в жизни, и она сообщила, что я не выиграла премию «Керри ингредиенте» за лучшее художественное произведение на ирландском языке в рамках Листоуэлской литературной недели. Она постаралась смягчить удар. Она сказала, что мои произведения просто не подходят для этого конкурса и меня вообще не следовало включать в список номинантов.

В эту минуту к нам подошла женщина из оргкомитета. Она выразила восторг по поводу моего приезда и напомнила, что сейчас всех будут фотографировать. На улице.

Отлично, сказала я и вышла на площадь. Я все шла и шла, пока не добралась до того места, где оставила машину. Я села в машину. Затем вылезла из машины, заглянула в местную скобяную лавку и куп ила два скромных пластмассовых ящика для балконных растений — дешевых и как раз нужного размера. После этого я завернула в магазин игрушек и купила дочурке игрушечный телефон. Я не ходила по магазинам уже сто лет. На сдачу я позвонила матери с настоящего телефона-автомата на площади. Она сказала, что с малышкой все хорошо. Я сказала, что не получила премию.

— Держись со всеми любезно, — с легкой ноткой истерики крикнула в трубку мать, когда послышались предупредительные гудки. — Слышишь? Постарайся вести себя мило со всеми, ладно?

Я вернулась в холл отеля. Организаторша, как видно, поняла, в чем дело.

— Выпейте чего-нибудь, — посоветовала она. — Здесь есть буфет.

Я ничего не ела целых десять часов. В буфете толпилось уйма народу, но организаторша раздобыла мне бокал вина. Я осушила его и улизнула. Две женщины догнали меня у дверей отеля и привели обратно к даме из оргкомитета.

— Пожалуйста, присядьте. Вот сюда.

Я поняла, что с места, на которое меня посадили, очень удобно подниматься на сцену. Вопрос в том, когда? Я уже думала, что вечер никогда не начнется. Потом он все-таки начался. Выступил хор. Интеллектуал со свирепо-умными бровями произнес программную речь. Затем снова выступил хор. Далее — бегемотообразный представитель «Керри ингредиенте» — оказалось, эта компания производит вовсе не полуфабрикатную смесь для бисквитов, как я считала, а что-то другое, гораздо более важное. К счастью, вслед за этим последовала собственно церемония награждения. Сначала на сцену поднялся обладатель премии Брайена Макмахона за лучший короткий рассказ. Вручение чека, улыбки, фотографии. Вторым вышел лауреат премии Эймона Кина в категории «Лучшее драматическое произведение». Потом — победитель поэтического конкурса; вслед за ним — авторы лучшего рассказа, лучшего юмористического фельетона и лучшего короткого стихотворения в конкурсе среди уроженцев Листоуэла. Лауреат премии за лучший рассказ/стихотворение среди уроженцев Британских островов (участвовали только те, кто родился на островах) высоко поднял чек, чтобы его хорошо было видно на фото. Фотограф не торопился. Следующим на сцену вышел сияющий лауреат премии, учрежденной Советом графства Керри за лучшую творческую работу среди детей младше девяти лет, который прочел чудное стихотворение; потом победитель в той же номинации среди подростков младше двенадцати лет, прочитавший еще одно. Стихи обладателей премии среди подростков младше четырнадцати, шестнадцати и восемнадцати лет публика принимала на ура. Все, включая меня, бурно аплодировали, но постепенно до меня стало доходить, что я — единственный человек в зале, который ничего не выиграл и не имеет ни малейшего отношения к кому-либо из победителей. Даже второму писателю, вместе со мной номинированному на премию «Тра-та-та» и не получившему ее, дали приз в какой-то другой категории — кажется, за лучший дебют.

К тому времени, когда церемония достигла кульминации, я знала, что делать. Мне надо было выйти на сцену и не получить приз. Я не догадывалась, что представляет собой мой не-приз, пока дядька из компании, не производящей сухую смесь для бисквитов, не объявил, что это авторучка. Обычная ручка в пластиковой коробочке. Автоматическая. Он положил коробочку на кафедру и попросил мою бывшую учительницу английского сказать несколько слов об участниках. Та откашлялась и порылась в своих бумажках. Я подумала, что она воспользуется возможностью и скажет, что я очень, очень талантлива, но, к величайшему сожалению, не подхожу для нынешнего конкурса. Но этого она не сказала, а просто пригласила меня на сцену, чтобы отдать ручку в коробочке. Я повернулась лицом к публике и слегка поклонилась. Потом мы все встали, чтобы сняться на общую фотографию.

— Чуть левее, — скомандовал фотограф. — Нет, левее.

После того как все кончилось, я разменяла деньги в банкомате на улице, вернулась в бар и напилась. Все равно я никого не знала. Кроме того, от меня пахло неудачей — люди не понимали, зачем я здесь. Я и сама не понимала. Ко мне приклеился какой-то тип. Он сказал, что мою жизнь наполняет печаль, он видит это по моим глазам. Он сказал, что я слишком много пью, уж он-то сразу заметил, он сам бывший алкоголик. Потом он попросил бармена, чтобы в полпинтовый бокал ему налили тройную порцию водки, чуть разбавленную водой, но безо льда. Я сбежала от него к другому типу, которого (или о котором) немного знала, — вышедшему в тираж репортеру в галстуке-бабочке. Он со слабой улыбкой наблюдал за мной с противоположного конца зала. Я поведала ему забавную историю. Напомнила, что он был знаком с моей сестрой, пожаловалась на долгую поездку, голод и чертову ручку.