Магиня - Александра Лисина

Вот и Хиг что-то скис. Согнулся чуть ли не до самой палубы, поджал под себя ноги, и вяло теребя толстые цепи, продолжал бормотать под нос что-то непонятное. Кажется, не особенно вникая в смысл того, что говорит.

Но Даст еще на реке заметил, что люди словно бы переменились. Будто морок какой повис над ними после той деревни. Сам порой ловил себя на мысли: «а не все ли равно?», но потом упорно гнал ее прочь, хотя, признаться, с каждым днем она посещала его голову все чаще и чаще. А избавиться от нее становилось все труднее. Он начал реже задумываться о свободе, все с большим равнодушием посматривал за борт, все меньше вспоминал о прошлом и все чаше размышлял о том скором будущем, что ждет его в жилище неведомого хозяина, куда Угорь, как верный пес. сгонял послушную отару смирившихся со своей судьбой овец.

Конечно, он понимал, что за такой короткий срок его буйный нрав не мог так просто сдаться и позволить опустить руки. Откуда-то чувствовал, что тут не все гладко.

Постоянно ощущал в голове какой-то мерзкий навязчивый шепоток, советующий плюнуть на все и покориться, чтобы не рисковать, чтобы выжить, ведь жизнь — это все, что у него осталось… наверное, здесь не обошлось без мага, иначе почему бы вдруг пленники утратили интерес к собственной судьбе? Ведь не могло же быть такого, что в считанные дни люди из упрямых, готовых броситься на пиратов с голыми руками бойцов превратились в безмозглых идиотов, способных только есть, спать и гадить, когда прикажут? Конечно же, нет. Хотя бы потому, что у него самого по какой-то, неясной пока причине, еще брезжили искорки упрямства, он пока не поддался царящему на палубе унынию. Не сдался, не забыл о доме. Не разлегся тупой тушей на досках, чтобы жить только тем, что предлагали ему пираты. Нет. Однако с каждым часом сопротивляться становилось все труднее. И очень скоро настанет момент, когда он просто не сможет. Когда опустит голову и покорно подставит шею под нож. И когда ему станет все равно, жив он еще или нет.

Просто чудо, что этого до сих пор не случилось.

Он это понимал. Видел, как прямо на глазах вытягиваются лица соседей по плену, как смиренно опускаются их плечи, все большим равнодушием наполняются их зрачки и все с большей покорностью они выполняют приказы Зега. Видел его довольную усмешку, многозначительные ухмылки проходящих вдоль рядов пиратов, на груди которых болтались защитные амулеты. Пару раз замечал странный дымок, вьющийся над каютой мага, и чувствовал легкий аромат, ненавязчиво касающийся ноздрей и туманящий разум. Понимал, что

ничего не может этому противопоставить. Смутно предчувствовал, что буквально за ночь превратится в тупого болвана, не способного даже рот раскрыть без чужого приказа. Ощутил даже бессильную злость на то, что не предусмотрел такого варианта и уже не сумеет отсюда выбраться. Однако даже это понимание уже не доставило сильного беспокойства. Так, маячило еще на границе сознания, легонько стучалось в голову, отодвинув на время назойливый голос в ушах, но только искренняя тревога за упрямого мальчишку по-прежнему не давала свернуться на досках и забыть, что он когда-то хотел вытащить отсюда и его тоже.

А сейчас предавал их обоих.

Даст, заставив себя удержать мимолетную мысль на месте, до крови прикусил губу, чтобы хоть как-то стряхнуть накатившее безразличие. Чуть не с радостью ощутил соленый привкус во рту, почувствовал, как неохотно отступило неестественное спокойствие, и упрямо вернулся к Вэйру.

— Не спать, сопляк! — рыкнул он больше для себя, чем для него. — Не поддаваться! Это просто магия! Ты слышишь?! Всего лишь магия! Мы должны быть сильнее! Нельзя сдаваться!

Юноша даже не повернул головы. А Хиг вообще плавно сполз на палубу и непонимающе уставился на свои руки, так и не выпустившие тяжелую цепь.

— Живи! — захрипел южанин, вдруг испугавшись того, что опоздал и что Вэйр тоже скоро погрузится в эту сонную одурь. — Живи, кому сказал! Что бы ни случилось, живи! Эй! Хиг! Не смей засыпать! Парни, очнитесь!

От злого окрика Хиг непонимающе тряхнул головой, с явным трудом осознавая, где он и что происходит. Но все же ненадолго пришел в себя, пытаясь бороться с проклятой магией. А вот Вэйр так и остался безучастным, после чего Даст с холодком понял, что мальчишка ощутил на себе опасную волшбу гораздо раньше. Уже этим утром, когда так ненормально застыл и буквально оцепенел. Он, наверное, просто оказался более чутким к таким вещам, а южанин не понял сразу… не встревожился… не подумал о том, что Кратт наверняка не в первый раз использует эту магию, чтобы заставить своих пленников забыть о побеге. Правда, странно, что он сделал это не в самый первый день, а лишь оказавшись на море. Но тут наверное, дело в том. что он не хотел оставлять за собой четкого следа — не рискнул связываться с чарами до того, как их станет невозможным отследить. А вот сегодня, наконец, этот день пришел, и у пленников не осталось ни единого шанса.

— Проклятье… — простонал Даст, из последних сил сжимая кулаки: странная магия действовала слишком быстро, буквально на глазах опутывала по рукам и ногам, лишала воли, заставляла слабеть, туманила разум, путала мысли, стирала память. Рядом с ним уже безвольно опустились на доски остальные рабы, бессмысленно улыбаясь и невидяще тараща глаза в пустоту. Они сдавались без боя, охотно покорялись, моментально утрачивая волю и способность к сопротивлению. Они вялыми куклами сползали со скамей, выпускали весла и оседали на грязные доски. А потом безвольными тряпками распластывались по палубе и замирали в необъяснимом блаженстве. Как самые настоящие безумцы.

Один лишь Хит все еще сидел, буквально качаясь на грани забытья. Но было видно, что еще немного, и никакая сила не удержит его стремительно истончающееся сознание. Да Вэйр оставался недвижимым, словно ползущий между рядами, слабый и почти незаметный дымок, струящийся с мостика, никоим образом его не коснулся. Только он еще держал голову прямо, а взгляд его скользил поверх мерно вздымающихся волн. Он просто сидел — прямой, несгибаемый и совершенно недвижимый. Причем южанину вдруг показалось… хотя, конечно, это мог быть просто обман зрения, потому что оно уже начало ощутимо двоиться… но все же ему отчего-то показалось, что навеянный магом дым не просто не касался странного мальчишки, а пугливо огибал его неподвижную фигуру. Как будто пылающая в пацане ярость могла его испепелить, сжечь, уничтожить. Словно она защищала его от незаметно подкравшейся слабости и хранила от сладостного безумия, в котором больше не было никаких желаний.

Неожиданно воздух над судном распорол истошный девичий визг.

Даст вздрогнул и с огромным трудом повернул голову, чтобы посмотреть в сторону кают. И только спустя долгую секунду, когда тот же самый крик повторился — долгий, отчаянный, полный боли и безнадежности — сообразил, что, кажется, последняя добыча Зега была гораздо более разнообразной, чем ему показалось вначале.

Еще через миг ему даже удалось припомнить длинный тугой «сверток», который этот мерзавец с сальной ухмылкой волок на плече. Затем запоздало сопоставить эти два факта и понять, что за «подарок» был спрятан там до поры до времени.