Под знаменем Сокола - Оксана Токарева

Когда протока, петляя меж подтопленных паводком, покрытых неряшливыми космами прошлогодней травы берегов скрыла подворье за густым еловым лесом, Всеслава увидела, чего так опасались игрецы. Над верхушками елей взметнулось рыжее зарево. Долг платежом красен.

Не хвастаться Ратьше хазарским серебром, не подкупать бояр для предательского удара в спину руссам, не баламутить умы, чтобы прогнать с великого княжения брата Ждамира. Анастасий все предусмотрел. Одним ходом, как в тавлеях, решил исход всей игры. Но только где же он сам? Съежившись на дне лодки, княжна принялась читать молитву. Почему-то неосознанно она выбрала именно те священные слова, которым ее обучила подруга Мурава, слова, обращенные к Белому Богу. Эта молитва когда-то в другой жизни вернула ей Неждана, может, и Анастасия поможет сохранить.

Когда в лесу раздались знакомые тяжелые шаги, Всеслава испуганно кинулась к борту, проверяя, насколько глубока протока: от позора и расправы схоронить, ибо она не сомневалась: то Ратьша с кромешниками идет по их следу, ворочать да казнить. Но вот раздвинулись ветви, и ей вновь захотелось выпрыгнуть из лодки, теперь уже от радости: на берегу появился Анастасий. Как она могла его не признать? Впрочем, тяжесть его шагов легко объяснялась: стопы молодого лекаря выдерживали двойной вес. Ромей нес на руках бесчувственное тело Войнеги. Чуть поодаль семенил Держко, воинственно вытирая пучком травы окровавленный меч и зажимая под мышкой еще один. Плечи его отягощал позванивающий серебром мешок. Одежда на обоих местами дымилась.

— Я подумал, все равно там все сейчас погорит, — пояснил игрец, улыбаясь, точно кот, безнаказанно слопавший крынку сметаны, — что добру пропадать-то!

Дед Молодило глянул на него с укоризной:

— От воров родился, вором, видать, и помрешь!

— Успели почти вовремя, — поделился с княжной Анастасий, устраивая Войнегу на дне лодки и осматривая ее раны. — Здорова она драться, но против сотни в одиночку не отбиться, сам пробовал!

Ополоснув за бортом руки, он достал берестяную фляжку с остатками перегона, отхлебнул глоток, влил немного в горло поляницы, а затем смочил зельем обрывок ветоши и принялся обрабатывать глубокую рваную рану на ее щеке. От крепкого ли вина, от боли ли, девушка пришла в себя. Полагая, что все еще находится в лапах насильников, она принялась отмахиваться и брыкаться так, что нагруженная лодка опасно накренилась.

— Тихо ты, дурища! — сердито прицыкнул на нее дед Молодило. — Нужна ты тут кому-нибудь, можно подумать!

— Да уж, — поддержал его Братьша, мощными гребками выравнивая челнок. — Это ж сколько надо выпить, на подобную красу позариться!

Войнега и в самом деле выглядела ужасно: разбитые губы, распухший нос, заплывший страшенным лиловым грибом левый глаз, вырванные с кожей клочья волос, рассаженные костяшки пальцев, синяки и ссадины по всему телу, едва прикрытому изодранной одеждой. Если бы не ромей, она бы вряд ли пережила эту ночь.

— Придется зашивать, — заключил Анастасий, сводя вместе края раны на лице поляницы. — Иначе шрам останется, хуже, чем у Александра.

Войнега кое-как разлепила веки правого глаза, посмотрела на него, перевела взгляд на Всеславу и горько разрыдалась от боли и запоздалого раскаяния. Нелегко принимать помощь от тех, с кем поступал дурно. Но кто сказал, что прозрение бывает легким. Всеслава обняла ее, как в прежние дни, стала гладить растрепанные волосы, попыталась поправить одежду. Анастасий им не мешал. Вдоволь выплакавшись, Войнега безропотно вынесла лечение, а затем затихла, свернувшись калачиком рядом с княжной под ветхим плащом поводыря.

Весь следующий день поляница отлеживалась на дне лодки: то ли дремала, убаюканная снадобьями, которыми ее пользовал Анастасий, то ли размышляла о чем-то своем, не желая ни с кем общаться. Во всяком случае, княжна несколько раз слышала сдержанные всхлипывания и один раз из-под опухших век подруги скатилась слеза. Ближе к вечеру, однако, Войнега стряхнула оцепенение, забрала у Держко свой меч и долго тщательно его полировала, а потом срезала длинную прядь волос и принялась плести тетиву для лука.

Утром Всеславу разбудил переполох: Войнега пропала.

— Уж не утопилась ли? — испуганно вскинулась княжна.

— Да негде здесь топиться! — успокоил ее дед Молодило. — Тут глубина не больше полутора аршин. Лодка то и дело по дну скребет!

— Если очень постараться, то и в крынке молока можно утонуть, — несколько невпопад заметил Братьша.

— Да что вы тут чушь несете?! — взорвался Держко.

Он только что проверил мешок со «спасенным» добром и обнаружил, что вместе с поляницей пропали ее меч и кольчуга, а также новые крашенные порты, которые игрец хотел бы оставить себе.

— К своему Мстиславичу ненаглядному, небось, побежала, на наш след наводить!

— Это вряд ли, — задумчиво проговорил Анастасий. — Я вчера обратил внимание, что, наточив как следует клинок, она обильно окропила его своей кровью. А если я что-нибудь понимаю в обычаях вашей земли, это похоже на обет мести. И еще. Уже поздно вечером, когда она думала, что все спят, она сделала кое-что еще…

Он нагнулся, поднимая со дна лодки какой-то предмет, напоминающий веревку. Это была обрезанная по самый затылок долгая коса поляницы.

Лесные жители

И все-таки в последнее время Войнег охотно соглашался с теми, кто полагал, что боги коварны и мстительны, и что коли косое лихо отыщет дорогу в дом, поганой метлой его не выметешь. Ну, спрашивается, с чего бы богам на него гневаться, злобу вымещать. Он, чай, и жертвами добрыми их всегда чтил, и Правду людскую не нарушал. И что бы не оставить злой недоле старика в покое, так нет же, как началось с зимы, так покатилось как снежный ком.

В Тешилов вместе с обоими великими князьями Войнег поспел как раз к возвращению Лютобора с освобожденными пленниками. На выжженной земле, точно снегом покрытой хлопьями медленно оседавшего пепла, глядя в черное от копоти и горя лицо Неждана, он слушал складное, разумное, но уж больно отстраненное и неестественно спокойное повествование тех, кто пытался защитить погибший град, и не мог понять, почему стоит тут, а не лежит среди мертвецов. Что толку жить дальше сиротой и бобылем, когда Всеславушку забрал в свои владения безжалостный Велес? Для кого копить добро, когда Войнегу, заморочив девчонке голову, умчал на своих черных крыльях дедославский коршун Ратьша? Жизнь утратила смысл, и то, что теперь Войнег мерно покачивался в седле доброго коня во главе своей сотни, не пожелавшей расстаться с командиром и почти в полном составе присягнувшей на верность руссам, для него мало что меняло.

Конечно, с добрым мечом в руке он еще мог принести какую-то пользу людям и даже земле родной послужить, особенно