Папа для двойняшек - Галлея Сандер-Лин

— Да так, спросить кое-что хотел… — отмахнулся Тимур. — Ты иди, иди, а то народ тебя обыскался, наверное…

— Угумс, — размашисто кивнул одноклассник и шатающейся походкой направился к шумному залу.

А Тим, держась за стеночку, выскользнул на улицу и, будто преступник, двинулся дворами в противоположном от дома направлении. Отойдя настолько далеко, насколько позволяло паршивое состояние (на небе уже появилось солнце), он выбросил постельное бельё и скатерть в один из мусорных баков, предварительно как можно незаметнее оглядевшись, нет ли свидетелей.

Избавившись от отвратной ноши, Тимур практически не ощутил облегчения, потому что следы этой тварьской ночи были не только на белье, а и на нём: на теле, в сердце, в душе…Очередная волна тошноты (которая уже за это утро?) накатила неотвратно и вынудила опорожнить в кусты остатки желудочного сока, из-за чего в горле теперь горчило и пекло, а отвращение к себе самому, кажется, достигло пределов.

Значит, сегодня с ним и правда была не Виолка… Проклятье, тогда кто?!

Спустя время Тимур очень жалел, что сразу не пошёл разбираться, кто подстроил ему такую подлянку. Может, ничего путного и не узнал бы, но попытаться стоило… Впрочем, тогда, тем утром, им владели паника, растерянность, страх и ужас произошедшего. Хотелось убежать, отрешиться, смыть с себя все следы, выбросить шмотки… и чтобы никто не трогал…

Да и вообще, что ему было делать? Идти в полицию и заявить «Я кого-то изнасиловал, а кого — не помню. И вообще ничего не помню, может, и не насиловал. Или это меня изнасиловали…»?! О да-а, ему бы с удовольствием пришили нераскрытые изнасилования во всём районе и закрыли до конца дней.

Пока шёл домой, Тимуру казалось, что все прохожие знают, что с ним произошло, что у него это на лице написано. Так и до паранойи недалеко. Кое-как добравшись до родной обители, он тихонько, чтобы не разбудить семью, проскользнул внутрь, надолго заперся в ванной и драил себя мочалкой, пока не порасцарапывал кожу, желая смыть чьи-то тварьские прикосновения. А когда думал, что какая-то шалава, возможно, рассказывает подружкам, как повеселилась нынче с неприступным Гаджиевым, блевать хотелось с новой силой. Однако подобное «перемывание косточек», наверное, было бы даже не самым худшим исходом, потому что до самого вечера он со страхом ждал, что в дверь вот-вот позвонит пара дюжих полицейских…

Но нет, покой его семьи, которая по-домашнему, с обильным застольем, чествовала выпускника, никто не потревожил, а его полупришибленное состояние списала на бессонную выпускную ночь и волнение перед вступительными экзаменами. Хорошо, что его в таком состоянии не видит Ленка, она бы точно хай подняла и попыталась выпытать о произошедшем, а ему пришлось бы нагрубить, потому что рассказывать об этой ночи он не намеревался никому и никогда.

Хотя… Чёрт, а вдруг все уже знают и смеются у него за спиной? Что если он будет ходить и ни о чём не подозревать, а народ примется активно перемывать ему косточки? И ведь ни одна сволочь в лицо не скажет, такое обычно обговаривают за глаза. Как теперь на улицу выйти? И стоит ли выходить? Сумбур в душе, сумбур в голове…

Воспользовавшись отмазкой, что всю ночь был на ногах, Тим почти на весь день заперся в своей комнате и вышел только для того, чтобы пару раз куснуть котлету за праздничным столом, дабы мать не волновалась, а потом снова вернулся к себе, подальше от гомона братьев и сестёр. Хорошо, что у них большой частный дом и у каждого есть своя комната. Если бы жили в квартире и пришлось делить спальню с кем-то из братьев, Тимур бы домой не пошёл, а перекантовался где-нибудь подальше от людей.

В итоге после напряжённых размышлений, ворочания на кровати и попутного ожидания прихода полиции, он принял единственно верное решение. Уехать. Свалить подальше из этого города. Отправиться туда, где его не знают, где никто уж точно не станет смеяться, перешёптываться и сплетничать. А Виола… Вдруг она узнает? Или уже знает? Он же ей в глаза посмотреть не сможет. Тим лучше сдохнет, чем увидит в её взгляде насмешку, жалость или даже сочувствие…

— Мама, отец, я еду поступать в столицу, — собрав остатки мужества, сообщил Тимур на вечернем семейном совете, приготовившись к буре, потому что родители уже расписали его жизнь на несколько лет вперёд. Особенно Гаджиев-старший.

Мама только охнула и посмотрела на папу, а тот сдвинул брови и прошил Тима одним из тех взглядов, от которых даже старшие братья, которые давно женаты и сами стали отцами, неизменно вздрагивают. Но Тимур не опустил глаз, буравил главу семьи ответным взглядом, потому что пути назад нет, ему надо уехать… или он потеряет себя.

— Что случилось? — брови отца всё ещё предвещали грозу. — Наделал глупостей на выпускном?

Оттого, что Гаджиев-старший зрит в корень, Тиму стало совсем плохо. Пришлось выкручиваться, привести доводы, которые бы его устроили, сыграть на гордости…

— Я понял, что здесь для меня слишком мелко, мне тут тесно, — нашёлся Тимур. — Я хочу двигаться дальше, а то так и завязну в этой трясине, соперничая со слабаками. В столице куда больше возможностей, а тренера — мастера своего дела с мировым именем… Если я мужчина, то должен стремиться вверх, а не довольствоваться малым.



Смелые речи, нет спору, и правды в них много, да только Виолка держала его в родном городе как самый надёжный якорь. Если бы не события прошлой ночи, он бы никогда не решился уехать, потому что не мог оставить всё на самотёк, отступить без борьбы и так просто подарить её Ланину. Но теперь… С каждой секундой отъезд казался всё более правильным выбором. Да, сейчас ему лучше уехать, уехать как можно дальше, чтобы во всём разобраться, в самом себе покопаться…

А ведь он, дурачина, надеялся, что на выпускном сможет признаться Виолке… И если бы она каким-то чудом согласилась с ним встречаться, то его бы больше ничто не держало, он бы позвал её с собой в столицу, чтобы учиться вместе, танцевать вместе, жить вместе… Глупая надежда, конечно, но всё же… Ей ведь наверняка осточертела гиперопека родителей, хотелось вырваться и ощутить себя свободной… Ну а Ланин… Незаменимых партнёров не бывает.

Эх, мечты-мечты… Ярослав так в неё вцепился, что без боя не отдаст. А если Ланин узнает, как этой ночью поступили с Тимом, то обязательно ударит по больному, посмотрит свысока, возможно, даже рассмеётся в лицо, и тогда уже никто не удержит их двоих от мордобоя, даже Виола…

— Тимур, иди пройдись, я хочу поговорить с твоей матерью… — наконец произнёс отец.

Тима не нужно было просить дважды. Он мерил шагами коридор, изредка отвлекаясь на младших братьев и сестёр, которые затеяли шумную игру и пару раз едва не сбили его с ног.

— Тима-Тима, поиглай со мной, — подёргала его за штанину Тамина, их младшенькая.

Ну как ей объяснить, что ему сейчас не до игр?! Что хочется рассыпаться на миллиард частичек или вообще не рождаться!

— Я с тобой поиграю, — из комнаты как раз вышла мама. — Идём, маленькая моя. А Тимуру очень нужно поговорить с папой.