Красотка для подиума - Маша Царева

– Девочки, посмотрите, как ходит Алексеева! – зычно кричала она. И я вертела головой в поисках отличившейся Алексеевой, а потом вдруг вспоминала, что это же мой псевдоним, и гордо распрямляла спину. – Сразу видно, что у человека талант! Алексеева, ты раньше на подиуме-то работала?

– Нет, – сказала я, а сама подумала: «Да я по таким подиумам ходила, какие вам во сне не приснятся!»

– У тебя просто дар, – одобрительно поцокала языком блондинка.

И тут же я услышала неприязненный шепот за своей спиной. Другим участницам не нравились откровенные похвалы «начальства» в мой адрес. Они и так относились ко мне с пренебрежительной настороженностью – все же я попала на конкурс последней, в обход всех кастингов. К тому же я смотрелась гораздо более выигрышно на фоне других девчонок. Они-то были неопытными провинциалками, а за моими плечами простиралась далекая роскошь парижских подиумов. И пусть лицо мое изменилось, зато мое обаяние было отточено годами напряженной работы. Где им это понять?

– Тебя зовут Нина? – Ко мне подошла улыбчивая девушка на вид лет шестнадцати. – А меня Оля. Ты мне сразу понравилась. У тебя талант. – Мне даже не польстило ее наивное восхищение. – А ты правда раньше никогда не работала? – спросила она.

– Нет.

– Тогда у тебя большое будущее. Мы по сравнению с тобой просто коровы.

– Да брось, – лениво улыбнулась я, – ты тоже научишься, если захочешь.

– Ты считаешь? – обрадовалась она.

– Конечно.

– Слушай, а ты еще не ходила в «Дженерал»? Это лучшее в Москве модельное агентство. Я знаю адрес, – важно причмокнула она. – Слушай, а хочешь, вместе пойдем? Мы с тобой их там всех на уши поставим!

Я огляделась по сторонам. Обычная суета гримерной – кто-то причесывается, почему-то высунув при этом кончик языка, кто-то специальными щипчиками завивает реснички, кто-то пытается натянуть подружкины джинсы и громко сетует по поводу ширины своих юных цыплячьих бедрышек.

Это мой мир, я здесь своя, я непотопляема.

– Нина! Чего замолчала? Я говорю – давай вместе. У нас получится.

Я нахмурилась. Где-то я уже все это слышала. Сколько раз радостные красавицы возбужденно шептали: «Мы с тобой станем знаменитыми, весь мир будет у наших ног». А потом «мы с тобой» оборачивалось стеклом в пудренице, или слабительным в кофе, или подпиленным каблуком, или сплетней в газете, или стекловатой в туфельках (такое случилось с одной моей приятельницей на не слишком крупном показе мод в Питере), или завистливым молчанием, или презрительным льдом. А обещанный мир, который согласно наивному плану должен был капитулировать перед моей красотой, тоже имел свои границы. Это был и не мир вовсе, а так – замкнутый мирок, населенный странными персонажами.

– Конечно, – сказала я этой дурочке, – давай. Прости, я просто задумалась.

– О чем? – заинтересованно спросила она.

– Да так, – я пожала плечами, – о том, что все почему-то всегда возвращается на круги своя.

– Ну ты даешь! – Она расхохоталась, искренне и заразительно. – Да ты у нас философ. Слушай, подруга, не грузись! Пойдем лучше к кофе-машине, хлобыстнем капучино! – Она округлила глаза и важно меня передразнила: – Все возвращается на круги своя… Да и кому вообще нужны эти пессимистичные глупости, когда тебе всего семнадцать лет?!

– Может быть, ты и права. – По моей спине пробежал колючий холодок. – Оль, ты куришь?

– Нет, – она даже отшатнулась, – что ты, разве можно? От этого кожа портится.

– А без этого настроение портится, – в тон ей ответила я, – лично я вниз, к ларьку. Тебе взять что-нибудь?

– Не надо, – немного обиженно прошептала Оля, – никому ведь не разрешают выходить.

– Да не заметит никто, – усмехнулась я. Разрешают – не разрешают. Во что я ввязалась? Такие ограничения можно вынести, только если тебе и в самом деле семнадцать лет.

Я накинула на плечи простое черное пальто от «Кензо» (никто из дурочек-конкурсанток и не подозревал, сколько оно стоит) и вышла на улицу. Наверное, я и в самом деле собиралась приобрести пачку ментоловых сигарет и вернуться обратно, в душноватый зал. Но, дойдя до табачного ларька на углу, передумала.

Что мне там делать? Не хочу бегать по кругу, как ослик за морковкой. Надо было раньше уйти – мне ведь сразу, с того момента, как я попала в репетиционный зал, было ясно, что ничего из этой затеи не получится.

Я зашла в первую попавшуюся кофейню, заказала чай с коньяком и, устроившись в закутке, позвонила Лизке.

– Ну как? – вместо приветствия поинтересовалась она. – Как я и говорила, все тип-топ?

– Не совсем… Лизка, я сбежала.

– Что-о? – повысила она голос.

– Что слышала. Сбежала я, понятно?.. Не могу так больше.

– Как? – оторопела она. – Эй, Николаева… То есть как там тебя теперь… Алексеева, ты что, с дуба рухнула, что ли? Ты где находишься? Что случилось?

– Где нахожусь… Да неважно. Главное, что ничего не получится. Лизка, это заколдованный круг. Бег за блуждающим огоньком. Впереди всегда маячит приманка, но добраться до нее никогда не получится! – Мне стало так жалко саму себя, что к глазам моим подступили едкие слезы. Официантки с интересом на меня поглядывали – наверное, я говорила слишком громко.

– А ты случайно не пьяная? – подозрительно поинтересовалась Лизка.

– Увы, нет, – улыбнулась я, глядя в потолок и мелко моргая. Мне вовсе не хотелось разрыдаться на публике. Терпеть не могу, когда меня жалеют. – Хотя, наверное, мне не помешает выпить.

– Слушай сюда. Ты можешь приехать ко мне прямо сейчас? Или скажи свой адрес, я буду через полчаса!

– Привезешь бутылку текилы? – усмехнулась я.

– Обойдешься, – фыркнула Лизка, – нет уж, будем тебе вправлять мозги.

– Боюсь, что это бесполезно. – Я почувствовала, как крупная горячая слеза все же выкатилась из глаза и медленно поползла по моей напудренной щеке. Я аккуратно промокнула ее салфеткой. И попросила счет.

А еще через полчаса я сидела на продавленном диванчике в халупе, которую снимала Лизка. Я всегда удивлялась, как она может существовать в таких условиях – поскрипывающий пол, ободранные обои, желтые разводы на потолке, вечные сквозняки, – да не просто существовать, а со свойственным ей оптимизмом жить припеваючи. Лично у меня от одного взгляда на ее просиженные кресла и шатающиеся стулья начинается депрессия. Зато квартирка эта находится почти в самом центре, на Красных Воротах.

Лизка угощала меня слабозаваренным чаем и настрого запрещенными пряниками. А я рассказывала ей о том, что случилось со мной на конкурсе.

– Да уж, мистика, – покачала головой она, когда я наконец закончила, – но мне все же кажется, что это нервы. Мы не в сказке живем.

– Вот именно, – с грустным смешком подтвердила я, – в сказки я не верю давно. Однажды я оказалась в сказке, в Париже. Только меня быстро оттуда вытурили.