Америка - Франц Кафка

Робинсон испуганно приложил руку к щеке, словно Карл натворил что-то невообразимое.

— Оставьте все как было! — раздался голос Деламарша. — Вы разве не знаете, что Брунельда после купания еще целый час отдыхает? Безалаберные болваны! Погодите, я еще доберусь до вас! Робинсон небось опять размечтался? Ты, один ты в ответе за все происходящее. Держи парня в узде, а то он здесь нахозяйничает. Когда надо, вас не дождешься, когда не надо, на вас трудовой стих нападает! Сядьте где-нибудь и ждите, пока не потребуетесь!

Но тотчас же все было забыто, так как Брунельда устало, точно горячая вода лишила ее последних сил, прошептала:

— Духи! Принесите духи!

— Духи! — крикнул Деламарш. — Пошевеливайтесь!

Да, но где же они? Карл посмотрел на Робинсона. Робинсон — на Карла. Карл понял, что придется все здесь брать в свои руки; Робинсон понятия не имел, где духи, он просто-напросто улегся на пол и начал шарить под канапе, но не выгреб оттуда ничего, кроме клубков пыли и женских волос. Карл первым делом бросился к умывальному столику возле двери, но в его ящиках обнаружились только старые английские романы, журналы и ноты, и все ящики были до того переполнены, что, открыв, их невозможно было закрыть.

— Духи! — стонала Брунельда. — Ну что вы так долго! Получу я сегодня мои духи или нет?

Из-за нетерпения Брунельды Карл, естественно, не мог нигде искать основательно и вынужден был ограничиться поверхностным осмотром. В туалетном шкафчике флакона не оказалось, а сверху стояли одни только бутылочки со старыми лекарствами и мазями; все остальное уже перекочевало в купальный закуток. Может, духи в выдвижном ящике обеденного стола? На пути туда — Карл думал только о духах и ни о чем другом — он столкнулся с Робинсоном, который прекратил наконец-то поиски под канапе и, ведомый смутной догадкой о местоположении духов, как слепой, спешил навстречу. Они громко стукнулись лбами. Карл не проронил ни звука, а Робинсон хотя и не остановился, но вскрикнул протяжно и преувеличенно громко, словно боль от этого станет меньше.

— Вместо того чтобы искать духи, они дерутся, — сказала Брунельда. — Я просто заболеваю от этой безалаберности, Деламарш, и непременно умру у тебя на руках. Духи мне абсолютно необходимы! — снова крикнула она. — Я не выйду из ванны, пока их не принесут, пусть хоть до вечера в воде просижу. — И она ударила кулаком по воде, так что с шумом плеснули брызги.

В ящике обеденного стола духов тоже не было; правда, там лежали исключительно туалетные принадлежности Брунельды — старые пуховки, баночки с гримом, щетка для волос, шиньончики и множество свалявшихся и слипшихся мелочей, но духов там не было. Робинсон, все еще хныча, открывал одну за другой едва ли не сотню нагроможденных в углу коробок и шкатулок и перебирал их содержимое, причем чуть не половина его — большей частью швейные и письменные принадлежности — падала на пол, да так там и оставалась; ирландец тоже ничего не мог найти, о чем время от времени сообщал Карлу, покачивая головой и пожимая плечами.

Тут из закутка в нижнем белье выскочил Деламарш; Брунельда меж тем разразилась громкими рыданиями. Карл и Робинсон прекратили поиски и уставились на Деламарша, а тот, насквозь мокрый — даже с лица и волос его стекала вода, — выкрикнул:

— Извольте сейчас же искать! Ты — здесь! — приказал он Карлу. — А ты, Робинсон, — там!

Карл в самом деле опять взялся за поиски и осмотрел даже те места, куда отрядили Робинсона, но духов не обнаружил ни он, ни Робинсон, который искал еще старательнее, чем он, искоса посматривая на Деламарша; а тот, сердито топая, метался по комнате и, вероятно, охотнее всего избил бы того и другого.

— Деламарш! — крикнула Брунельда. — Помоги мне хотя бы вытереться! Эти двое все равно не найдут духов, только беспорядок устроят! Пусть сейчас же прекратят поиски! Немедленно! Все положить! И ничего больше не трогать! А то всю квартиру в конюшню превратят! Встряхни-ка их за шиворот, Деламарш, если они еще не бросили! Да они все еще возятся — только что упала коробка. Пусть они ее больше не поднимают, все оставят и — вон из комнаты! Запри за ними дверь и иди ко мне. Я сижу в воде слишком долго, у меня совсем закоченели ноги.

— Сейчас, Брунельда, сейчас! — крикнул Деламарш и поспешил выдворить Карла с Робинсоном за дверь. Но прежде он дал им задание принести завтрак и, по возможности, одолжить у кого-нибудь хороших духов для Брунельды.

— У вас такая грязь и кавардак! — сказал Карл уже на лестнице. — Как только вернемся с завтраком, нужно приняться за уборку.

— Будь я покрепче здоровьем! — воскликнул Робинсон. — А обращение! — Робинсон наверняка разобиделся на то, что Брунельда не делала никакого различия между ним, который ухаживал за нею уже не один месяц, и только вчера появившимся Карлом. Но лучшего он не заслуживал, и Карл сказал:

— Придется тебе собраться с силами. — И чтобы не довести беднягу до полного отчаяния, добавил: — Разочек потрудимся как следует, и все. Я устрою тебе постель за шкафами, и, как только мы все приведем мало-мальски в порядок, ты сможешь отдыхать там целый день, ни о чем не беспокоясь, и скоро выздоровеешь.

— Сам видишь теперь, как со мной обстоит, — сказал Робинсон и отвернулся от Карла, чтобы остаться один на один со своей болью. — Но дадут ли они мне спокойно полежать?

— Если хочешь, я сам поговорю об этом с Деламаршем и Брунельдой.

— Разве Брунельда хоть с кем-то считается? — воскликнул Робинсон и без всякого предупреждения ударом кулака распахнул дверь, к которой они как раз подошли.

Перед ними была кухня, из плиты, явно требовавшей ремонта, валили клубы прямо-таки черного дыма. У печной дверцы стояла на коленях одна из женщин, которых Карл видел вчера в коридоре, и голыми руками клала большие куски угля в огонь, так и эдак заглядывая в топку. Поза для ее пожилого возраста была неудобная, и она то и дело вздыхала.

— Ясное дело, беда никогда не приходит одна, — сказала она при виде Робинсона, с трудом, опершись на угольный ларь, поднялась и закрыла топку, прихватив ее ручку фартуком.

— Четыре часа дня, — при этих ее словах Карл воззрился на кухонные часы, — а вы только завтракать собираетесь! Ну и шайка! Садитесь, — сказала она затем, — и ждите, покуда у меня найдется для вас время.

Робинсон потянул Карла на скамеечку возле двери и прошептал ему на ухо:

— Надо ее слушаться. Мы же от нее зависим. Мы снимаем у нее комнату, и, само собой, она может нас выгнать в любую минуту. Но мы опять же не в состоянии сменить квартиру, — ведь тогда пришлось бы снова таскаться с вещами, а вдобавок Брунельда нетранспортабельна.

— А здесь другой комнаты не получить? — спросил Карл.

— Никто нам ее не сдаст, — ответил Робинсон. — Во всем доме никто не сдаст.

Поэтому они тихо сидели на скамеечке и ждали. Женщина сновала между двумя столами, стиральной лоханью и плитой. Из ее возгласов выяснилось, что дочь ее нездорова и потому все хлопоты, а именно обслуживание и Кормежка трех десятков квартирантов, свалились на нее одну. Вдобавок еще и плита вышла из строя, обед никак не сварится, в двух огромных кастрюлях кипел густой суп, женщина то и дело совала туда поварешку, переливала так и этак, но суп упорно не желал дойти до готовности, виной чему был не иначе как слабый огонь; женщина чуть не усаживалась на пол перед топкой и шуровала кочергой в раскаленных угольях. От дыма, переполнявшего кухню, у нее першило в горле, и порой она так кашляла, что судорожно хваталась за спинку стула и по нескольку минут ничего не могла делать. Не раз она повторила, что завтрака сегодня вообще не даст, так как у нее для этого нет ни времени, ни желания. Карл и Робинсон, которые, с одной стороны, получили приказ принести завтрак, с другой же стороны, не имели возможности взять его силой, не отвечали на ее ворчание и по-прежнему тихо сидели на скамеечке.