Почему люди разные. Научный взгляд на человеческую индивидуальность - Дэвид Линден

Индивидуальные пищевые предпочтения подвержены сильному влиянию культуры, которая в наши дни включает в себя и рекламу. Этнографы показали, что некоторые специфические продукты питания являются признаком включения в ту или иную культуру. Они также часто служат маркером ксенофобии и неприятия: “Мы едим свинину, а люди в соседней долине едят рыбу, и поэтому от них воняет”. Когда речь заходит о пищевых предпочтениях, наша индивидуальность имеет пределы, она формируется и ограничивается культурными парадигмами, влияющими на обучение вкусам и запахам.

Культурные влияния не исчерпываются пищевыми запахами и бывают довольно специфическими. Можно было бы подумать, что жители США и Великобритании имеют много общего, но, оказывается, у них есть заметные различия в оценке запахов. Одно из них связано с запахом растения гаультерии (вещество – метилсалицилат), который, по данным исследования американцев, опубликованного в 1978 году, был признан самым приятным из 24 протестированных ароматов[333]. Опрос, проведенный в 1966 году в Великобритании, дал противоположный результат: запах гаультерии был признан одним из самых неприятных[334]. Хотя есть несколько других подобных примеров, в обеих странах большинство запахов оценивается одинаково; и там и там людям нравится аромат жасмина, но не нравится пиридин – несвежий, тяжелый запах. Различная реакция на гаультерию возникает не из-за генетических различий в структуре рецепторов. Скорее, она связана с ассоциативным научением. В США запах гаультерии используется в конфетах и жвачке. В Великобритании (по крайней мере, в 1966 году) его использовали практически только в лекарствах, которые втирают в кожу для облегчения боли. Чистые сенсорные ощущения от запаха гаультерии одинаковы для обеих групп, но приобретенные ассоциации, а значит, и эмоциональные реакции совершенно разные.

Культурные представления о запахах могут меняться, и это не изобретение современного общества, гоняющегося за модой. Вот что писал в Риме в I веке н. э. Плиний Старший: “Аромат ирисов Коринфа долгое время был чрезвычайно популярным, а потом все перешли на аромат из Кизика. Потом все предпочитали аромат цветов винограда с Кипра, а после этого из Адрамитиона, а также аромат майорана из Коса, но после этого всем требовался запах айвы”. Следовать за модой на духи в Риме было непросто. Интересно, что популярные духи были одинаковыми для мужчин и женщин, и так было в Европе столетиями. Король Георг IV, правивший Англией с 1820 по 1830 год, позаимствовал любимый аромат у гостившей на королевском балу княжны, и затем пользовался им сам. Пятьдесят лет спустя мода изменилась, и сладкие цветочные композиции стали считаться исключительно женскими, в то время как мужчины перешли на древесные ароматы[335]. Хотя парфюмерные компании могут утверждать обратное, в запахе цветов нет ничего особенно женского. Это всего лишь культурный конструкт недавнего времени, наложенный на необычайно гибкую обонятельную систему человека.

Мои родители были влюблены друг в друга, но семейная жизнь у них не задалась. Они встретились в Чикаго в начале 1950-х, когда моя мама работала учительницей в школе для детей с ограниченными возможностями, а отец учился на врача. Он проходил стажировку по педиатрической неврологии и вместе с терапевтом посещал школу моей матери. Они увидели друг друга, затем пообедали вместе, а через несколько месяцев поженились. Но счастливого брака не получилось. Через год они развелись и оба уехали из Чикаго. Она – в Нью-Йорк, работать в издательстве, а он – в Лос-Анджелес, на стажировку по психиатрии. Через несколько лет разлуки отец позвонил маме и предложил попробовать еще раз. Видимо, он был убедителен, потому что она переехала в Лос-Анджелес, и вскоре они поженились во второй раз. А потом снова развелись.

Вы можете подумать, что это конец истории любви. Но, дважды разведясь и живя порознь, они не могли окончательно расстаться. Однажды, когда мне было 12, мы с мамой ехали в машине по бульвару Сепульведа – скучной и лишенной шарма торговой улице на западе Лос-Анджелеса. “Видишь тот дешевый мотель? – спросила мама. – Там ты был зачат в 1961 году. В мотеле, на кровати с “волшебными пальчиками” за отдельную плату[336]. А потом мы с твоим отцом поужинали с тетей Фелицией и дядей Аланом”.

Вот так я оказался нетипичным ребенком разведенных родителей. Они действительно развелись дважды еще до моего зачатия. У меня не было детской травмы. Сколько я себя помню, я всегда жил с мамой по будням, когда ходил в школу, а с папой – по выходным. И все было прекрасно. Они оба были внимательными, любящими родителями, и мне никогда не хотелось другую, более традиционную семью.

Я никогда не видел, чтобы мои родители жили вместе, но, учитывая их привычки, трудно было бы найти менее подходящую друг другу пару. Отец – неряха, а мама – аккуратистка. Она обожала готовить, а он предпочитал рестораны. Он любил включать новости по телевизору или радио, а ее раздражал любой фоновый шум. До 1974 года у нее даже не было телевизора; она купила его только для того, чтобы посмотреть на отставку Никсона. Я не могу себе представить их в одном доме.

Я часто гадаю, могут ли маленькие различия в образе жизни иметь кумулятивный эффект, так что люди не сумеют ужиться, даже если в остальном все прекрасно. С моей ограниченной точки зрения, больше всего моих родителей разделяло – и служило потенциальным источником раздоров – их отношение ко времени. Отец был совой, а мама обычно ложилась спать в девять вечера и вставала, как истинный жаворонок, в 5 утра, даже когда ей не нужно было на работу. Она приходила на любую встречу заранее, а отец обычно досадно опаздывал, бесконечно ее этим раздражая. Конечно, даже если бы их внутренние часы шли синхронно, их брак не сложился бы, наверно, по множеству иных причин. Но вот такие у меня догадки.

■ ■ ■

У всех нас есть знакомые “совы” и “жаворонки”, но большинство людей находятся где-то посередине. Однако, когда исследования сна проводят на многих тысячах человек, проявляются интересные тенденции. Чтобы отделить естественные склонности людей от необходимости вставать на работу или в школу, время засыпания и пробуждения рассчитывается по ночам в пятницу и субботу. Срединная точка сна в эти ночи берется как индикатор того, насколько ритмы активности человека связаны с рассветом или закатом, это называется хронотип. На рис. 14 показаны результаты исследования 53 689 взрослых жителей США[337]. Срединная точка сна варьируется от полуночи до 9:30 утра, а в среднем – 3 часа ночи.