Биотеррор - Сергей Ковалев

— Пока ваши дипломаты треплют языками, там люди умирают. Каждый день! Сотнями! Вы ждете, пока они все перемрут и проблема решиться сама собой?

— А если мы начнем войну, ты что, думаешь, люди не будут умирать? Ты представляешь, какая мясорубка начнется? И это предлагает мне человек, протестующий против говяжьих отбивных. Ты не видишь некоторого противоречия, а?

— Эти люди хуже зверей! Ты знаешь, какие у них праздники? Они прямо на улицах режут баранов — это у них так радость демонстрировать принято! А как они относятся к женщинам? Выйди на улицу, не завернувшись перед этим в уродливый черный балахон, и тебя забьют камнями.

— Это их внутренние дела.

— Вот как? Да, мы давно знаем, что на вас надежды нет. Мы сами будем бороться…

— Так, — произнес Джейсон вставая. — Что это значит, Бонни?

— Не твое дело!

Девушка вскочила, схватила с тумбочки сумку. У двери обернулась, бросила презрительно:

— Трусы!

Джейсон медленно опустился на стул, машинально взял тост, намазал его джемом. Жена беспомощно всплеснула руками, произнесла дрожащим голосом:

— Джейсон, может быть, ты догонишь ее, объяснишь?

— И как прикажешь это сделать? — проворчал полковник. — Она не способна сейчас меня слушать. Я для нее сейчас воплощаю вооруженные силы и правительство. А их она ненавидит. Пусть немного остынет.

— А если она опять что-нибудь натворит? Как в прошлый раз.

Джейсон досадливо крякнул.

Прошлый раз ему вспоминать совсем не хотелось.

Когда он прибыл в кабинет генерала по срочному вызову и увидел там двух человек в одинаковых серых костюмах, то не особо встревожился. Решил, что ЦРУ опять нужна помощь. Но когда увидел смущение на лице генерала и сочувственное выражение на лицах агентов, сердце тревожно екнуло. И почему-то он сразу подумал о Бонни.

Впрочем, все оказалось не так ужасно.

То есть, конечно, в первое мгновение он испугался до спазмов в животе и только и смог просипеть: «Что с Бонни? Она жива?» Парни в сером бросились на перебой успокаивать полковника, объясняя, что его дочь жива и даже не арестована. Хотя и участвовала в организации нападения на участников какого-то модного показа. В этом месте разговора полковник рухнул в кресло, утер холодный пот и начал совершенно неприлично ржать от облегчения. Он-то уже в мыслях представлял свою маленькую девочку в руках террористов, требующих в обмен независимость штата Канзас. А тут всего лишь какой-то побитый модельер!

Представителям ЦРУ развеселившийся полковник понравился еще меньше, чем полковник испуганный. Они сухо пояснили, что Бонни на данный момент обвиняется в содействии экстремистской организации, участии в нападении на граждан другой страны на территории этой страны и нанесении тяжких телесных повреждений. И вообще-то некоторые юристы настаивают на обвинении участников акции в терроризме. А на свободе Бонни до сих пор только в силу щекотливой ситуации: ее отец, полковник Джейсон Тамп со своим отрядом неоднократно оказывал ЦРУ неоценимые услуги. И руководству совсем не хочется лишаться такого опытного и талантливого командира. Но если Бонни будет фигурировать в суде как участница террористической акции, вполне логично, что ее отец больше не сможет быть офицером вооруженных сил.

В общем, разговор вышел тягостный и крайне унизительный. У Джейсона даже впервые возникло желание выпороть бестолковую девчонку. Конечно, он не сделал этого. И вот, извольте, новый сюрприз.

— Ничего не случится. Я тебе обещаю.

Он допил кофе и поцеловал Джессику в щеку. Джед был так поглощен своим коммуникатором, что прощаться с ним не имело смысла. Джейсон натянул куртку и вышел из дома.

На душе было муторно. Он дал жене обещание, но совершенно не представлял, как его выполнить.

Зной. Жажда. Мухи.

Возле соседней палатки кто-то заходится надрывным кашлем. Да, днем здесь жара такая, что плавятся мозги. Но ночью на пустыню опускается холод, и подхватить воспаление легких очень просто. Особенно, если тело ослаблено постоянным голодом.

Днем голод отступает — слишком жарко, зато постоянно хочется пить, но воды тоже мало. Мухи. Настоящая казнь египетская.

Так и идут день за ночью, ночь за днем.

Зной. Жажда. Мухи.

Голод. Холод. Изматывающий кашель.

Безнадежность.

Али вчера сказал, что приедут какие-то важные люди из «Красного креста». Все обрадовались. Хотя, чему радоваться-то? Радоваться надо грузовикам с едой и водой. А чиновники только будут ходить и с притворной заботой спрашивать, как им тут живется. Жать руки старейшинам и гладить детей по голове напоказ, перед камерами. А потом тайком брезгливо протирать руки дизраствором.

Но беженцы радуются всем, кто бы ни приехал. Благотворителям, журналистам, кинозвездам — любому свидетельству, что о них не забыли. Там, в большом мире.

— Но это всего лишь иллюзия.

Джаспер утирает лицо грязным шейным платком. Поднимает на Гатангу взгляд красных, опухших от постоянного недосыпа глаз. Англичанин тяжело переносит ночной холод, из-за кашля почти не может спать. Впрочем, как и остальные несколько сот тысяч беженцев.

— Что?

— Это иллюзия. Когда сюда приезжает какая-нибудь «Мисс Мира» и трясет сиськами перед камерами, мы надеемся, что весь мир соберется у телеэкранов посмотреть на ее вымя. И, заодно, увидит нас, подыхающих в этом аду. И, ужаснется, потребует что-нибудь сделать. Но на самом деле они будут смотреть только на сиськи и только их запомнят. А мы так и будем подыхать в аду, потому что мы просто еще один фон для ее сисек.

— Мать твою, Гатанга, какого хрена ты такой умный? — Джаспер смеется, срывается на кашель и долго перхает, сплевывая розовую слюну. — Это я должен быть самым умным из нас двоих.

— Почему?

— Потому что я белый журналист из Лондона, а ты — негритос из страны, которую с лупой на карте не найдешь.

— Я, чтоб ты знал, доктор наук. Я уже заканчивал Гарвард, когда ты протирал свою белую задницу в младшей школе.

— И в итоге мы оба спим в дерьме верблюдов, а скоро сами станем таким же дерьмом.

— Ты им всегда и был. — Гатанга умолкает, глядя на сгусток крови, стекающий по подбородку Джаспера. Говорит уже другим тоном. — Слушай, ты хреново выглядишь. Свяжись с консульством, пусть заберут тебя отсюда.

Журналист перехватывает его взгляд, утирает подбородок и некоторое время разглядывает следы крови на платке. Хмыкает.

— Вот дерьмо… Нет, Гатанга, я не упущу свой шанс из-за какой-то фигни. У меня еще есть время заработать Пулитцеровскую премию.

— Мне-то не ври.

Гатанга отворачивается. Чертов Джаспер.